Олимпийская чемпионка и шестикратная чемпионка мира в гонках на треке тулячка ОЛЬГА СЛЮСАРЕВА, завоевавшая на только что завершившемся очередном чемпионате мира три медали — два серебра и одну бронзу, призналась в Бордо корреспонденту Ъ ВАЛЕРИИ Ъ-МИРОНОВОЙ, что, выходя на старт, больше не испытывает прежнего удовольствия от своей работы, и рассказала почему.
— Ставили ли вы вопрос о вашем участии в Олимпиаде 2008 года в зависимость от результатов нынешнего чемпионата мира?
— Нет. А вот взять реванш у итальянки Веры Каррары за прошлогодний проигрыш в гонке по очкам хотела. Но, представьте, я рада за нее. Ведь когда выигрываешь второй раз подряд, значит, вырисовывается закономерность.
— А когда второй раз подряд проигрываешь?
— Когда я теперь выхожу на старт, то не могу стопроцентно утверждать, что хочу побеждать, да и вообще ехать гонку. Мне действительно уже неважно, какой я буду. Прежний кураж пропал. Я никогда прежде не говорила, что устала. А сейчас говорю. Причем как физически, так и морально. Что молчать, если я действительно не получаю удовольствия от работы, которую делаю? Но стараюсь как могу. Причем ни разочарования от потери титула чемпионки мира в любимой групповой гонке, ни удовольствия от того, что осталась хотя бы с серебром, не чувствую. Хотела же после Олимпиады уйти красиво, с хорошим настроением, с ощущением, что могу горы свернуть и в какой-то иной области, нежели спорт, родить, в конце концов, еще одного ребенка. Нормальные люди так и делают. Наш же менталитет таков, что мы пытаемся все из себя выжать до конца и заработать на всю жизнь. Теперь поняла, что есть такая закономерность: что ты просишь у Бога, то и будет. Когда ты сто раз говоришь себе: "Ну, не хочется мне!" — боженька дает понять: ты же все равно не хотела, так какая тебе разница, какое ты займешь место, скажи спасибо за серебро, а то вообще мог оставить тебя без медали. Ты не хотела, вот я и дал шанс другой девочке. Так должно было случиться. Ехала на чемпионат и думала, не говоря даже мужу: выиграю — хорошо, не выиграю — еще лучше. А когда увидела глаза Ростовцева (Михаил Ростовцев — муж и тренер спортсменки.— Ъ) и поняла, что серебро он считает проигрышем, стало очень обидно. Ведь сколько народу выступает по многу лет и не завоевывает вообще никаких медалей!
— Часто ли вы ловите себя на мысли, что вокруг вас сплошь молодежь?
— Бывает. Но все зависит от настроения. Когда слышу, как говорят про других — мол, старушке пора уходить, а она все ковыряется, появляются мысли и самой дать дорогу молодым. Но, с другой стороны, если "старушка" лучшая и показывает результат, до которого молодым еще расти и расти, они должны быть ей благодарны, потому что им есть за кем тянуться. Уйдем мы, ветераны, и что толку? Я думала об этом в ракурсе индивидуального преследования: ушла уникальная Леонтьен ван Морсель, ушла новозеландка, олимпийская чемпионка и рекордсменка мира Сара Улмер, и даже если бы я выиграла в Бордо преследование, меня бы не порадовало золото, завоеванное с таким низким результатом, несравнимым с теми, которые показывали они.
— Что приобрел, а что потерял отечественный трековый велоспорт за 15 последних лет?
— Все это время мы пребываем в зимней спячке. После распада СССР наши спринтеры-мужчины пару-тройку лет еще ковырялись, но вместо того, чтобы разорваться, но найти средства и вывозить их на международные соревнования, им, в том числе Игорю Щелинскому, Володе Страхову, Леше Зиновьеву, сказали, что они великовозрастные, и закопали. А сидя дома и показывая хорошие результаты в квалификационном спринтерском нормативе на "двухсотке" с высокой горы 333-метрового нестандартного трека в Крылатском, ничего в спринте не добьешься. Вон мой мировой рекорд, установленный с той самой горы да по ветру, уже 12 лет стоит как вкопанный. И что с того? Треки-то разные, и нашим нужно было в первую очередь другой народ видеть. Я по своему примеру сужу: чем больше стала выезжать на гонки и изучать, кто на что горазд, тем лучше стала выступать. А тех, кто выезжает редко, на соревнованиях трясет мандраж, потому что они не знают соперников и, заранее прижимая уши, проигрывают даже объективно слабейшим. Так мы потеряли мужской спринт, да и женский тоже. Нужно было держать возрастных — скажем, Оксану Гришину — и учить на их примере молодежь. У нас как: если тебя вывезли, ты должен кровь из носа выиграть. Зарубежные же спортсмены множество гонок проходят как подготовительные. Я считаю, что таким образом загнали еще перед Олимпиадой Тамиллу Абасову и она в конце концов выхолостилась и до сих пор прийти в себя не может.
— Если бы за трековое хозяйство отвечали вы, с чего бы начали его реконструкцию?
— Я бы сделала так, чтобы наши спортсмены постоянно сидели в гонках, видели, как гоняются другие, учились терпеть. Еще бы я навела порядок в судействе. Какой же, извините, маразм творился у нас на отборе к чемпионату мира в спринте! Шаг влево, шаг вправо — снять. Да привезите этих горе-судей на чемпионат мира, чтобы они посмотрели, как ездят звезды, и поняли — разве ж за такое снимают?! Что они могут знать, если сами два дня на велосипеде сидели, потом правила почитали и не прочувствовали, что это такое — настоящий спринт? Я бы на их месте судить постеснялась.
— Деньги же на все это нужны немалые.
— А все упирается в деньги. У наших руководителей одна отговорка — зачем вывозить, если вы ничего не можете? А что мочь-то? Российский трековый бюджет — порядка €1,1 млн в год, что немало, если сравнивать с годовыми бюджетами развитых стран. Но, например, голландцы, имеющие, кстати, меньше, чем мы, средств на развитие трекового велоспорта — около €900 тыс., бельгийцы, французы, англичане, немцы, итальянцы постоянно пересекаются друг с другом, готовятся вместе то на одном треке, то на другом, выезжают в Австралию и Новую Зеландию, перманентно пребывают в хорошем тонусе и набираются опыта. Наши же в домашних условиях кефир месят. А темповикам необходимо как можно больше шоссейной подготовки. Раньше специалисты этого вида лишь "подкатывались" на шоссе, а теперь уже большинство из них в равной степени сочетают трековый и шоссейный велоспорт. Участие в шоссейных многодневках дает исключительный результат в трековом преследовании. Наш знаменитый тренер Александр Кузнецов это прекрасно понимает, поэтому вот уже во второй раз создал профессиональную команду — Tinkoff.
— Говорят, в Китае построено 24 трека, а у нас ни одного 250-метрового еще нет?
— Я помню, как, будучи спринтером, привыкла разгоняться с этой нашей горы — только успевай якорь выбрасывать. Не представляю, как молодые могут теперь ездить на маленьком плоском треке, приезжая на чемпионаты мира за два дня до старта и не успевая адаптироваться. Трек нам необходим. Что такое "Крылатское", когда весь мир сидит на маленьких треках и чемпионаты мира и Олимпийские игры проходят именно на них?
— Чем вы объясните существенное расширение чемпионской географии в трековом велоспорте?
— Во-первых, наш вид один из самых медалеемких на Олимпиаде. Поэтому развивать его стали во многих странах. Во-вторых, на тренерскую работу перешло множество известных спортсменов. Кстати, Китай и Куба выросли именно за счет того, что тамошних трековиков тренируют зарубежные специалисты. К слову, еще одна наша беда в том, что российские тренеры не могут найти между собой общего языка. Каждый со своими амбициями хочет что-то отвоевать, и в эту битву волей-неволей втягиваются спортсмены. Наверное, это происходит не только в России. Но в других странах, возможно, более жесткая система. Руководители способны сказать — будет так и не иначе, и баста.
— Ростовцев переживает, что в России тренеры сплошь великовозрастные, даже себя уже в старики записал и в этом смысле надеется, что вы станете его помощницей и привнесете свежую струю.
— Те иностранные спортсмены, кто после Олимпиады закончили карьеру, все, смотрю, стремятся идти работать в свою федерацию — французы, англичане, испанцы, поляки... Значит, им это не только интересно, но и выгодно. Они знают, что их, молодых, там ждут. А наши не пойдут. Потому что, как и я, уже будучи спортсменами, вдоволь наелись этой жвачки.