премьера театр
Накануне своего 50-летнего юбилея театр "Современник" вновь обратился к классической пьесе Александра Володина "Пять вечеров", которая в 1959 году была поставлена на сцене театра Олегом Ефремовым и Галиной Волчек. Теперь "Пять вечеров" поставил Александр Огарев, а главных героев сыграли Елена Яковлева и Сергей Гармаш. Спектакль посмотрел СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Театр играет со своим собственным прошлым — вполне понятная стратегия для юбилейных торжеств. По крайней мере, это более понятно, чем если бы театр просто на ровном месте взял да и выбрал "Пять вечеров" в качестве ординарной премьеры. Публике предлагают изрядный бонус: это, мол, спектакль о главном (произносится с придыханием), о пронзительных чувствах, хрупких судьбах, душевной чистоте и годах томительного ожидания в тоске и печали.
Солидная часть зрительниц действительно всхлипывает большую часть представления, благо щемящие эмоциональные кульминации разбросаны по пьесе в изобилии. Другое дело — средства, которыми это самое "главное" доносят до зрителя. Точнее, средство — утомляюще постоянная, плакатная, грубого помола надрывность. Ненатурально кричат практически все актеры: хриплыми вымученными стенаниями то и дело заходится мятущийся Ильин (Сергей Гармаш), вечно срывается на истеричный крик ходульно-прямодушный отрок Слава (Шамиль Хаматов), развязная продавщица трудной судьбы Зоя (Лилия Азаркина) вовсе не умеет разговаривать иначе, чем на неестественных повышенных тонах, и даже наивное резонерство трогательной девушки Кати (Полина Рашкина) тоже не обходится без череды утрированных вскриков и всхлипов. По-другому строит свою роль разве что Елена Яковлева, играющая Тамару с избытком судорожной и нервозной растерянности в голосе и игре,— грань между тонким психологизмом и бьющей в лоб жалобностью оказывается, таким образом, перейденной и тут.
Насколько это адекватно пьесе — судите сами. Пьеса Александра Володина, может быть, не оперирует совсем уж филигранными нюансами и оттенками чувств, но не допускает и обобщенности. Да, в анамнезе у главных героев трагедии вполне эпического масштаба (Ильин за 17 лет до выведенных в пьесе событий расстается с Тамарой, уйдя на войну, а сама Тамара переживает блокаду), да, завершается пьеса словами "Лишь бы не было войны" — но сама-то пьеса не об этих событиях. Ильин Олега Гармаша в смутном порыве является домой к Тамаре, со столь же смутными намерениями кормит ее баснями о своей якобы блистательной карьере и беспорядочными картинами будущего совместного счастья, сбегает от возлюбленной, бесприютно мыкается по распивочным, забегает к брошенной простушке Зое, потом-таки возвращается к Тамаре — и всюду сеет слезоточивый накал страстей без всякой психологической состоятельности.
В результате зритель уходит со спектакля с ощущением, что его долго и пребольно били по голове, но с неясными целями: изломанные взаимоотношения всех героев вместо сочувствия просятся в хармсовские "Случаи", в какое-то "хорошие люди, а не могут найти себе место в жизни". Между тем и сама текстура постановки, и визуальное решение претендуют на чинную и патриархальную конкретность. Декорации Натальи Дмитриевой представляют собой среднестатистический питерский двор-колодец со всеми мыслимыми степенями правдоподобия: и занавешенное окошко томительно светится вверху, под падугой, и одинокий фонарь присыпан снежком, и бутафорский снегопад кружится над сценой в уличных эпизодах. На этом фоне возникают скупые, но, кстати сказать, очень точно и остроумно отсчитанные приметы интерьеров: рамы дверных проемов, обозначающие расположение комнат, да реквизит вроде лампы с бахромчатым абажуром, железной кровати и патефона-"чемоданчика".
Эти детали вкупе со звукорядом (в основном фрагменты шлягеров 50-х) подобраны на редкость любовно, и точно так же преувеличенно-любовно подчеркиваются отсылки к советскому быту в репликах героев. Вот Тамара пытается приструнить пылкого племянника Славу, с комическим благоговением в голосе предлагая ему почитать письма Маркса. Вот она же, волнуясь, рассказывает о своей участи мастера на заводе "Красный Треугольник": "Работа у меня интересная... ответственная...". Вот продавщица Зоя громко озвучивает перечень продуктового ассортимента с гостовскими характеристиками. И всякий раз зал благодарно смеется, вызывая ощущение, что если это спектакль о "главном", то "главным" тут оказывается не тонкая графика человеческих чувств, а лубочные картинки прошлой жизни.