Новый роман Мишеля Уэльбека прочитала Анна Наринская
Новый роман Мишеля Уэльбека "Возможность острова", переведенный сейчас в России, во Франции вышел осенью. Его появление, кстати, сопровождалось легким внутрицеховым скандалом: литературные критики были разгневаны тем, что книгу не выслали им предварительно. Чтобы обезопаситься от предваряющих появление книги на прилавках отрицательных рецензий, издательство Fayard разослало копии "Возможности острова" только пятнадцати проверенным лицам, в чьих восторженных откликах можно было не сомневаться.
Если бы сегодня, так же как некогда, бал правили либералы, предосторожности эти были бы более чем оправданны: Уэльбек в этой книжке, как обычно и даже больше, попирает все принципы политкорректности, гуманизма, а также все и всяческие приличия. Но дело, конечно же, не в этом, сегодня мало кто осмелится подставиться до такой степени, чтобы критиковать что-нибудь с позиций гуманизма. Или возмущаться обилием сексуальных сцен средней аппетитности. Возможно, опытные издатели Уэльбека не хотели, чтобы критики написали вот что: "Возможность острова", являясь апогеем писательской одаренности Уэльбека, демонстрирует одновременно тупиковость и беспомощность его писательской позиции.
Вкратце так: перед нами история жизни нашего современника и комментарий к этой истории его клона (с темой клонирования у Уэльбека давние отношения), проживающего на том, что осталось от Земли кучу лет спустя. Обоим, понятное дело, очень плохо. Человеку оттого, что он познал любовь и уж очень страдает. Клону оттого, что он ни любить, ни страдать не может. Клон, кроме всего прочего, призван иллюстрировать любимую уэльбековскую мысль о том, что человечество проделало на этом свете уже все, что только могло, развиваться и, соответственно, деваться ему некуда и единственный выход — превратиться в некий абсолютно новый вид, у которого будет уже новая история. Больше про клона сказать нечего, хотя Уэльбек заставляет нас читать его стопроцентно предсказуемые излияния сквозь весь роман и, конечно же, ими заканчивает.
С нашим современником дело обстоит интереснее. По профессии он артист разговорного жанра, stand up comedian. Остановимся, чтобы это отметить, ведь это так актуально, что даже реально. Уэльбековский герой, француз по имени Даниэль, слегка семитского вида (хоть в крови у него если и есть, то легкая испанская примесь, оговаривается автор), очень похож на реального британского комика по кличке Али Джи, которого на самом деле зовут Саша Коэн. Он завоевал славу во всех кругах, включая интеллектуальные, тем, что своевременно начал пинать негров, арабов, евреев, женщин, геев, инвалидов и т. д. И именно такой вот Даниэль — точный-преточный знак времени. Как говорят англичане, he is happening.
Герой Уэльбека делает деньги на темах, табуированных среди "приличных людей". Он вовремя понял, что список общественных табу — насилие, расовая ненависть, педофилия — и есть список коммерчески продуктивных тем, подлежащих немедленной обработке, литературной, кино- и прочей. Он, к примеру, ставит порнофильм под названием "Попасись у меня в секторе Газа, мой толстый еврейский барашек", все порноактрисы там стопроцентные арабки, исполняющие свои роли в хиджабе. Он показывает людям то, что они хотели видеть, но боялись попросить. То, что сказали бы сами, если бы рот у них не был заткнут постылым кляпом политкорректности. И чтобы всем было удобно, он оказывается зачисленным общественностью в ряды "леваков" и "правозащитников".
То есть все современно, проницательно, остроумно, хотя территория уже разведанная. Самим Уэльбеком, в частности. Правда, есть еще одно табу — и тут все становится не так остроумно, а даже, прости господи, глуповато. Процитируем: "Старость — последнее табу, единственная граница, тем более непреодолимая, что больше никаких границ не осталось, она заменила их все. В сегодняшнем мире можно заниматься групповым сексом, быть би- и транссексуалом, зоофилом, садомазохистом, но воспрещается быть старым". Здесь нет намека на холодный, можно сказать, надменный анализ окружающего мира, здесь — искренность. Которой читатель должен сострадать. Предполагается, что мы должны сострадать сначала возлюбленной Даниэля — Изабель, которой, знаете ли, исполняется сорок, тело становится каким-то не таким свежим, что-то там такое у нее обвисает, а что-то сморщивается. Такую, обвисшую и не пахнущую яблоком, Даниэль, как и всякий самец, согласно закону природы больше не хочет, так что ничего ей не остается, кроме как покончить с собой. Как вы и думали, Даниэль влюбляется в молодую. Тут-то мы и добираемся до сексуальных сцен, без которых Уэльбек не Уэльбек. Подробнейшие описания ее жадности к сексу, молодых сисек и попок. Но Даниэлю-то самому уже сорок семь. У него что-то там отвисает, что-то, наоборот, сморщивается. Она его больше не хочет. Ну и ему, сами понимаете, ничего не остается.
И ведь только подумайте, с Уэльбеком всегда так. Он вроде бы очень смелый. Но нужна ему эта смелость для того, чтобы быть трусом. Он отважно бичует, отвергает, выносит окончательные приговоры. Чтобы потом умиленно всплакнуть над маленькой полураздавленной букашечкой. Если повнимательнее посмотреть на эту букашечку в микроскоп, можно разглядеть, что эта букашечка и есть автор. Которого не жалко. И вот тут неувязочка: ему-то очень хочется, чтобы его пожалели.