Евгений Гришковец уже довольно прочно вписался в современный литературный пейзаж. Его новому сборнику рассказов "Планка" гарантировано внимание критики. И восприниматься он будет не как "хобби" известного драматурга и актера, а как вполне конкурентоспособная книга. Само строгое и стильное оформление о многом говорит. Здесь все по-серьезному, даже все точки над буквой "е" расставлены (как известно из кулуарных источников, это было обязательное требование автора). Аннотация — без принятых сейчас истеричных восклицаний вроде "его уже сейчас называют вторым Пупкиным!". Впрочем, не сдержались, сравнили Гришковца с Шукшиным: видимо, потому, что в одном из рассказов мужики поссорились и дело вот-вот дойдет до мордобоя. "Планка" снабжена предисловием, что сейчас тоже редкость: Петр Вайль рекомендует нам творения "другого Гришковца".
Но в том-то и дело, что Гришковец здесь все тот же. Судите сами. Открывают сборник "Три рассказа из жизни юного военного моряка". Автобиографический образ, хорошо знакомый по пьесам, трогательные и необязательные байки из дембельского альбома. Дальше — типичные для Гришковца городские новеллы. Один герой весь рассказ мечтает о парижской командировке, но так устает, что к финалу засыпает в гостинице. Другим героем заинтересовалась знаменитая красавица актриса, но вместо свидания в театре он уходит в какой-то бессмысленный загул (это у него как раз перед неизбежной дракой как будто "падает планка"). А вот молодой парень хочет перебраться в Москву, но ему не дает денег старший брат: "Ты думаешь, ты там кому-то нужен, ждут тебя там? Там же халявщики одни. Только и крутят, только и мутят. Я туда съезжу, так потом помыться хочется после этой Москвы". Кстати, частые диалоги — несомненное приобретение прозы Гришковца: и "Рубашка", и "Реки" были нарочито монологичны.
Тексты Гришковца созданы как некоторое приложение к самой обыкновенной суетной городской жизни. В принципе такое приложение было нужно всегда. Но если раньше горожан возвышал Юрий Трифонов (подумать только, когда-то его глубокую прозу недооценивали, считая недостаточно антисоветской), теперь они утешаются по-журналистски добротными рассказами Евгения Гришковца. В "Планке" находим все те же составляющие успеха "театрального" Гришковца. Напомним для тех, кто давно не был в гостях у Мельпомены: это максимально доверительная интонация, постоянные укольчики сентиментальности. И бесконечное внимание к мелочам жизни. Ведь считается некультурным на вопрос "как дела?" произносить лекцию о своем пищеварении. Но ведь именно этого всем и хочется. Как поется в детской песенке, "ах, было б только с кем поговорить!". С Гришковцом как раз можно. В его рассказах все это есть: мерзко звонит будильник, не та погода, неприятный привкус во рту, да еще спина чешется.
Евгений Гришковец чувствует себя в ответе за тех, кого приручил. Хотя видно, что шагнуть вперед, к настоящей прозе, ему очень бы хотелось. И он мог бы это сделать. Но опять же неизвестно, стоит ли овчинка выделки. Фанаты могут и отвернуться. Вот и остается ждать следующей книги, гадая, упадет ли "планка" у самого Евгения Гришковца.
Евгений Гришковец при всей его известности находится в самом начале писательской карьеры. А вот нобелевский и дважды букеровский лауреат Джон Максвелл Кутзее, казалось бы уже достигший самых неимоверных вершин, выпустил новый роман "Медленный человек". Поговаривали, что после Нобелевки Кутзее собирается завязать с сочинительством. "Медленный человек" как раз рассказывает о том, как трудно отложить перо в сторону. Поклонники творчества Кутзее, благо его у нас сейчас активно переводят, найдут в "Медленном человеке" множество перекличек с его предыдущими романами. Но главное, конечно, это неожиданное возвращение Элизабет Костелло. Эта немолодая писательница-постмодернистка с одышкой и склонностью к полноте, которой Кутзее посвятил свой предпоследний роман, появляется и в новом тексте. "На бис". Очень уж хороша она была, очень здорово схвачена со всеми ее подражаниями Джеймсу Джойсу, статьями "о правах животных", литературными премиями и гастрольными лекциями на морских лайнерах.
Элизабет Костелло буквально врывается в повествование, где речь идет об австралийском любителе велопрогулок, сбитом машиной. В результате неудачной операции велосипедисту ампутируют ногу. Теперь он, разведенный немолодой человек, бывший фотограф, предпочитающий размеренную жизнь, должен начинать все сначала. Костелло является к нему как "здравствуйте, я ваша тетя" и доводит бедного инвалида, что он уже костылями на нее замахивается. Спасением для героя оказывается страсть к женственной и добродетельной медсестре из Хорватии. Может быть, Кутзее и не стал бы ничего писать после Нобелевки, но видение "мужчины с больной ногой и непозволительной страстью" внезапно им завладевает. Но вот что делать дальше — непонятно. То есть вариантов миллион. Тут может разыграться любовная драма (у хорватки есть хорватский муж), детектив (хорватский сын похищает у героя старинные коллекционные фотографии). Может — эмигрантский роман, тем более что хорватская медсестра дома работала реставратором, а ее муж мог восстановить старинную механическую утку. Вот автор с Элизабет Костелло и пробуют прикинуть, какой вариант хоть отдаленно приблизится к реальности.
Евгений Гришковец. Планка. М.: Махаон, 2006
Дж.-М. Кутзее. Медленный человек / Перевод с английского Е. Фрадкиной. СПб.: Амфора, 2006