Отцы с Валерием Панюшкиным

Варя, хоть и говорит, что "женятся на незнакомках и замуж выходят за незнакомцев", однако же этот принцип в Варином сознании распространяется, похоже, только на брак, и с плюшевым щенком девочка решила познакомить нас прежде, чем привести щенка в дом. Пару недель назад в магазине мы посмотрели щенка и погладили щенка, и Варя даже сказала, что щенку этому подошло бы имя Томик, но ни малейшего желания приобрести щенка Томика девочка тогда не выразила.

Прошла неделя. Варя не заговорила про щенка ни разу. Я уехал в командировку в Минск, где мне было очень плохо, поскольку хорошо в Минске бывает только людям, напрочь лишенным фантазии. Вечерами я звонил из Минска домой и подолгу беседовал со всеми домашними, чтобы хоть как-то скрасить обложившую меня тоталитарную тоску.

Я разговаривал с папой, то есть Вариным дедушкой. Он рассказывал мне, что Варя весь день носилась с идеей сооружения картонной будки для какого-то щенка Томика, которого дедушка в глаза не видел и который, судя по описаниям Вари, величиной с Варину ладошку, скулит и двигает головой.

— Ну и что? — спрашивал я дедушку.— Вы сделали будку?

— Сделали, конечно,— посмеивался дед в трубку.— Варя говорит, что вот папа приедет из командировки и купит ей щенка Томика.

Я разговаривал с женой, жена рассказывала мне бессмысленные в Минске, но бесконечно милые московские новости из жизни друзей. Я разговаривал с сыном, и он рассказывал мне про то, как выиграл какую-то очень важную олимпиаду по химии. Я разговаривал с мамой про птичий грипп, от которого следовало бы привить на даче кошек, если бы в местной ветеринарке была вакцина. Я несколько раз пытался поговорить с Варей, но всякий раз Варя бывала занята.

— Варя! Тут папа звонит! — кричала моя жена по ту сторону трубки.— Пойди поговори с папой!

Я слышал из Минска звонкий Варин голосок:

— Как раз сейчас не могу! Я уже два месяца собиралась нарисовать травоядных динозавров кисточкой, и вот как раз нашлась кисточка, так что я очень занята!

Или:

— Как раз сейчас начинается мультик про мальчика-воина Кенси. Я очень хочу быть похожа на Кенси, так что никак сейчас не могу поговорить с папой!

Наконец, день на четвертый или пятый, когда все почти мои друзья-оппозиционеры были в Минске арестованы, Лукашенко получил 83%, а я совсем загрустил, Варя соизволила со мной поговорить. Она сказала нежным голоском в трубку:

— Папочка, мне сегодня снилось, как будто ты приехал, и мы с тобой пошли покупать плюшевого щенка Томика.

Разумеется, как только я вернулся из Минска, мы немедленно отправились покупать щенка. Варя торжествовала. Она тащила нас с женой за руки, она привела нас к прилавку, на котором должен был ждать нас щенок Томик, и остановилась в растерянности.

— Папа,— прошептала мне Варя на ухо.— Томика здесь нет. Спроси, где у них такой новорожденный щеночек величиной с мою ладошку, который тявкает и двигает головой, если его погладить.

Продавщица ответила, что вот же он, новорожденный щенок, который тявкает и двигает головой, если его погладить. Только щенок был не с ладошку, а с две Варины ладошки величиной. Видимо, две недели Варя мечтала о щенке так нежно, что щенок в ее воспоминаниях уменьшился.

— Это, кажется, не он,— недоверчиво сказала Варя, протягивая руку и гладя щенка по спине.

В ответ на поглаживание щенок повернул голову, смешно зажмурил глаза и жалостливо затявкал.

— Это он! Это он! Я его не узнала! — закричала Варя радостно.

И щенок был куплен.

Весь вечер и вся семья были заняты Томиком. Построенная дедом картонная будка оказалась Томику мала, так что пришлось спешно сооружать новую. Томик получал лучшие куски за ужином и был уложен спать в Варину постель.

На следующий день мы с Варей (и с Томиком, разумеется) поехали в дошкольную подготовительную группу, которую Варя посещает дважды в неделю хотя бы для того, чтобы дать дедушке передохнуть от нескончаемых шумных игр. Машину вел, как всегда, плюшевый дракон Стич, то есть я посадил дракона себе на колени, дракон держал лапами руль и балагурил всю дорогу в том смысле, что не нужно ехать ни в какую дошколку, а надо просто ехать кататься.

— Стич,— спросила Варя с заднего сиденья,— а ты заметил Томика?

— Конечно, заметил,— сказал я голосом Стича.— У тебя, Варька, новый плюшевый щенок.

— Ты думаешь, он игрушечный? — уточнила Варя.

— Конечно, он игрушечный,— сказал я голосом Стича.

— Нет, ошибаешься! — в Варином голосе прозвучали даже некоторые оскорбленные нотки.— Он настоящий, он живой.

— Ну, и что! — не унимался я голосом Стича, пока Стич рулил.— Я тоже живой, хоть и игрушечный.

— Нет, Стич,— Варя говорила таким тоном, каким сообщают другу печальную весть или смертельный диагноз.— Ты игрушечный. Ты все время веселишься, и поешь, и шутишь, и играешь. Я тебя, Стич, за это люблю, но ты можешь быть таким несерьезным только потому, что ты игрушечный. А еще ты, Стич, все время ешь сладкое. И я очень люблю смотреть, как ты съедаешь целые килограммы конфет, но ты съедаешь их, Стич, понарошку, потому что ты игрушечный. А если бы ты был живой, у тебя от килограмма конфет выпали бы все зубы и заболел бы весь-весь живот.

— У меня и так болит живот от конфет,— пытался я оправдаться голосом Стича.

— У тебя живот болит понарошку,— парировала Варя.— Мне весело смотреть, как у тебя болит живот, потому что ты игрушечный. Если живот болит у кого-нибудь живого, тут нет ничего веселого. Так что ты игрушечный, Стич. Я тебя люблю, но ты игрушечный. А Томик живой.

Мы со Стичом, честно говоря, были шокированы этакой Вариной тирадой. На первом же светофоре я обернулся к Варе, а Стич вполз на спинку пассажирского кресла, чтобы посмотреть Варе прямо в глаза.

— Ладно,— сказал я голосом Стича.— Пусть я игрушечный, но Томик-то почему живой?

— Он очень жалобно тявкает,— Варя отвечала, не задумываясь.— Никто игрушечный не станет так жалобно тявкать.