главная дорога
Рублевское направление так прочно заселено отечественной элитой, что кажется, будто дома и дачи ее были там всегда. Однако до революции и в первые годы советской власти район Рублевки почти ничем не отличался от других подмосковных дачных мест. Историю превращения обыкновенного проселка в правительственную трассу восстановил обозреватель "Ъ-Дома" ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ.
Ленинский призыв
Традиция селиться вблизи первого лица государства в России всегда была не данью моде, а средством продвижения по служебной лестнице. Отдыхавшая в Крыму императрица могла поинтересоваться, кто из известных персон пребывает в близлежащих окрестностях, и пригласить великосветских дам принять участие в благотворительном мероприятии. К примеру, в ялтинском цветочном базаре, сбор от которого шел в пользу опекаемых государыней лечебных учреждений и приютов.
Не менее важной была территориальная близость к императорским загородным домам и для судеб великосветских отпрысков. Ведь вдали от дворцовых строгостей юные великие князья обзаводились друзьями среди ровесников-аристократов. И это открывало для молодых людей, удостоенных такой чести, небывалые перспективы. Поэтому никто не удивлялся, что загородные дома вблизи излюбленных императорских мест отдыха близ Санкт-Петербурга и в Крыму стоили неизмеримо дороже, чем такие же строения в местах, не отмеченных высочайшим присутствием.
В окрестностях же Москвы члены императорской фамилии, как правило, летом не отдыхали. Поэтому цены на дома там определялись вполне рыночным методом: дороже стоили те дачные места, где были наиболее красивые ландшафты. Важным критерием считалось и наличие железной дороги, поскольку даже общегосударственные тракты имели склонность к раскисанию в весеннюю и осеннюю распутицу. Поэтому престижными считались Малаховка, Кунцево и дачные места у станций Ярославской железной дороги. Рублевка в этом списке значилась — тогда Барвиха и окрестные села принадлежали генералу Казакову. Главной достопримечательностью тех мест был замок баронессы Мейендорф, дочери генерала, унаследовавшей его поместье. Сам Казаков вынашивал планы строительства на территории имения дачного поселка. Но дело так и не пошло на лад. И Рублевка вместе со всеми поселками и деревнями, чьи названия теперь на слуху, могла остаться заштатным уголком Подмосковья, если бы туда не попал вождь мирового пролетариата.
После революции дачные традиции царских времен новая власть отряхнула, как прах со своих ног. Сделать это было тем легче, что Совнарком вместе со всеми сотрудниками и их чадами и домочадцами перебрался в 1918 году в Москву, где мест компактного загородного проживания высших чиновников, подобных питерским, никогда не существовало. Собственно, в первое время, за редким исключением, у советских руководителей не было никаких загородных дач. Бывшие поместья, перешедшие в ведение Наркомата земледелия, использовались скорее в качестве домов отдыха. Нуждавшийся в поправке здоровья товарищ обращался к управляющему соответствующим хозяйством с ордером, в котором описывалось, каким питанием и в каком количестве он должен быть обеспечен.
Возможно, это было связано с тем, что сам Ленин вместо спокойного сидения на помещичьей веранде предпочитал проводить выходные дни на охоте. Причем выбирая для этого каждый раз новые места. Как утверждает легенда, в том же 1918 году он попал в район Рублевки и был поражен царившей там тишиной и необычайно свежим воздухом. Скорее всего, яркие впечатления были связаны с постигшей его в тот день охотничьей удачей. И, по воспоминаниям ветеранов власти, Ильич много и часто рассказывал товарищам по Совнаркому и ЦК, а также родным о чудесных местах близ Барвихи. Охотничьи рассказы подействовали прежде всего на семью. Сестра Ленина Мария Ильинична Ульянова вспоминала: "Чтобы подышать свежим воздухом в свободный день, мы... взяли себе за правило выезжать хотя бы на несколько часов за город, забирая с собой вместо обеда бутерброды. Ездили в разных направлениях, но скоро излюбленным местом Владимира Ильича стал лесок на берегу Москвы-реки, около Барвихи. Мы выбирали уединенное место на горке, откуда открывался широкий вид на реку и окрестные поля, и проводили там время до вечера".
Линия партии
Прислушались к словам Ильича и его соратники. В Горках II, к примеру, поселился Дзержинский. А вскоре там обосновались и другие большевистские лидеры.
"Солнечный дом, в котором прошло мое детство,— вспоминала дочь Сталина Светлана Аллилуева,— принадлежал раньше младшему Зубалову, нефтепромышленнику из Батума. Он и отец его, старший Зубалов, были родственниками Майндорфа, владельца имения в Барвихе... А еще Зубаловы владели нефтеперегонными заводами в Батуме и в Баку. Отцу моему и А. И. Микояну хорошо было известно это имя, так как в 1900-е годы они устраивали на этих самых заводах стачки и вели кружки. А когда после революции, в 1919 году, появилась у них возможность воспользоваться брошенными под Москвой дачами и усадьбами, то они и вспомнили знакомую фамилию Зубаловых. А. И. Микоян с семьей и детьми, а также К. Е. Ворошилов, Шапошников и несколько семей старых большевиков разместились в Зубалове-2, а отец с мамой — в Зубалове-4 неподалеку, где дом был меньше".
Однако и после этого Рублевка не стала "царским селом". И тому было множество причин. Сталин не был первым лицом, да и Зубалово не было его единственной дачей. Время от времени он жил в доме в районе Мытищ, а кроме того, ездил на дальнюю дачу в Семеновском — в 110 км на юг от Москвы. Не стали "царским селом" и Горки, где поселился Ленин.
Остальные члены большевистского руководства продолжали жить в выбранных ими усадьбах в окрестностях Москвы, но отнюдь не на Рублевке. Рядовые сотрудники партийного и правительственного аппарата также жили далеко от нее — в старых дачных поселках на Сходне, в Болшеве и других местах. Причем на даче, которую прежде снимала московская семья среднего достатка, теперь размещались две-три семьи аппаратчиков.
Ситуация стала меняться в начале 1930-х годов, когда Сталин сосредоточил в своих руках почти все нити управления страной. Чтобы взять под контроль абсолютно все, он собирал соратников поговорить о делах в Зубалове. Чаще всего серьезные вопросы решались за обедом, а возникали они нередко, так что необходимость жить неподалеку появилась у ближнего круга сама собой. Поскольку ремонтировать дома приходилось достаточно часто, а распылять силы и средства контролирующий все дачное хозяйство секретарь ЦИКа Авель Енукидзе не мог, там же вдоль Рублевки стали строить и новые дачи для менее ответственных товарищей. Тогда же было перестроено и само шоссе. Оно стало "американкой" — грунтовое покрытие укатали тяжелыми паровыми катками, что для подмосковных дорог было новшеством.
Но подлинный расцвет Рублевки начался в 1935 году, после того как Енукидзе сместили с поста и дачные заботы о своих сотрудниках взяли на себя Совнарком, ЦК и прочие ведомства. Дачные поселки наркоматов стали расти как грибы. Причем количество желающих получить дачу именно на Рублевке росло еще быстрее. В том же 1935 году в замке баронессы Мейендорф открыли правительственный санаторий. И вскоре множество советских аппаратчиков оценили не только лечебный воздух, но и возможность общения накоротке с руководящими товарищами.
Именно в эти годы стало престижным само проживание на Рублевке. Параллельно с партийными бонзами ее заселяли представители советского бомонда. Ведь там уже довольно давно жила первая жена Максима Горького, Екатерина Пешкова, а с 1920-х годов на Николиной горе существовал поселок РАНИС, где жили светила науки и искусства. Поэтому, когда партия попросила писателя Алексея Толстого перебраться из Ленинграда в Москву, дачу ему предоставили на Рублевке.
Пенсионный фонд
По мере роста госаппарата на Рублевке становилось все тесней. Для Сталина эта проблема была побочной, но все же ему приходилось уделять внимание и ей. В феврале 1938 года вышло постановление, обвинявшее врагов народа в строительстве огромных дач в 15-20 и больше комнат. И вводилось ограничение: "Установить максимальный размер дач для руководящих советских работников в семь-восемь комнат среднего размера для семейных и четыре-пять комнат — для несемейных". Все дачи большего размера передавались под дома отдыха. А дачи репрессированных работников переходили в распоряжение наркоматов и ведомств. Но количество наркоматов и их сотрудников постоянно росло. И потому строительство новых дач практически не прекращалось.
Никита Хрущев в ходе своих бесконечных реформ решил справиться с дачной проблемой иным путем. Все дачи министерств он передал в ведение Моссовета для использования городскими чиновниками совместно с трудящимися. Однако московские власти, понимая, что эта мера, как и прочие начинания Хрущева, может оказаться недолговечной, не вкладывали в содержание этих дач ни копейки, и потому, когда дорогого Никиту Сергеевича отправили на пенсию, эти дома пришлось сносить и строить на их месте все заново.
В брежневские времена возникла новая проблема. Подавляющее большинство высокопоставленных пенсионеров просили оставить им в пожизненное пользование дачи, а добросердечный генсек не мог отказать старым соратникам. В итоге образовался острый дефицит дач, с которым справились путем строительства правительственных пансионатов. Высокопоставленных старцев долго уговаривали перебраться в 1-2-комнатные номера в "Лесных далях", но проблему с размещением новых руководителей в итоге удалось решить.
Конечно, можно было построить и новые дачи, но к 1970-м годам на Рублевке образовался дефицит земли. Никто из старых и уважаемых членов Политбюро и президиума правительства не хотел расставаться с прилагающимися к дачам огромными земельными участками — до 30 га на бывшей даче Подгорного, например. Ведь так привычно было смотреть кино в персональном кинозале, тренироваться в личном тире, прогуливаться часами по персональной территории. Отчуждать в массовом порядке сельхозземли никому не приходило в голову, а все более или менее свободные участки оказались занятыми собственными дачами высокопоставленных аппаратчиков и их детей.
Уже тогда в этом узком кругу существовал рынок рублевской недвижимости. Но когда пришедший к власти Андропов узнал, что один из зампредов Совмина продал дачу послу за 52 тыс. руб. (средняя зарплата в стране была тогда 160 руб. в месяц), он приказал выяснить наличие собственных дач у всех, кто пользуется государственными. А также запретил строительство дач ближе 50 км от Москвы. Вот только этот запрет начали нарушать еще во время короткого правления Андропова. Однако еще острее дачный вопрос встал в эпоху гласности и перестройки. Горбачев, очищая руководство страны от очень старых и очень проверенных кадров, обещал каждому оставить после ухода на пенсию все блага, включая дачи, которые тут же и отбирал. В итоге в его собственном окружении появилось острое желание получить государственные дачи в частную собственность. Пионером в деле приватизации, как писала тогда пресса, оказался глава правительства Николай Рыжков. Но шум, поднявшийся в Верховном совете, заставил его отказаться от выкупа госдачи. Правда, затем приватизацию все-таки провели. И не только Рыжков, но и другие высокопоставленные руководители. Собственно, с этого начался нынешний этап истории главного российского шоссе.