10 книг, которые надо купить на non/fiction

Выбор Игоря Гулина

С 4 по 7 апреля в Гостином Дворе пройдет весенняя Международная ярмарка интеллектуальной литературы non/fiction. Weekend выбрал книги, на которые стоит обратить внимание.


Лев Рубинштейн «Бегущая строка»

Фото: Новое литературное обозрение

Новое литературное обозрение

Лев Рубинштейн, поэт, эссеист, один из лидеров московского концептуализма (хотя слово «лидер», конечно, мало сочетается с его нежно-лукавым образом), погиб в январе этого года. Незадолго до смерти он успел составить последнюю книгу. Это — веселый эксперимент, отчетливо наследующий концептуалистским опытам 1970-х, но работающий с материалом современных медиа. «Бегущая строка» — большой коллаж. Материал тут — всевозможные кликбейтные заголовки новостей. «Крыса из метро поделилась пончиком с подругой и попала на видео», «Порномодель нашла своего школьного учителя среди подписчиков и удивилась», «В Австралии выпустили календарь с обнаженными пожарными и коалами» и так далее и так далее. Рубинштейн долго собирал их и выкладывал у себя в блоге, а потом составил из этих идиотических обрывков своеобразную поэму. Отдельные заголовки становятся точкой вдохновения для эссеистических отрывков — язвительно-остроумных и слегка элегических, как всегда у Рубинштейна.


Виктор Кривулин «Стихи 1964–1984», «Проза»

Фото: Издательство Ивана Лимбаха

Издательство Ивана Лимбаха

Долгожданное событие — первые две книги трехтомного собрания Виктора Кривулина, одного из самых значительных русских поэтов второй половины ХХ века. Масштаб его долго оставался неосознанным — во многом именно из-за отсутствия полноценных изданий. Отсутствие это объяснимо стратегиями самого автора: бывший идеологом ленинградского андерграунда 1970-х, Кривулин в общем-то оставался непримиримым подпольным человеком и после конца Советского Союза. Помимо того, он был поэтом-философом, метафизиком, мыслившим большими идеями, тысячелетними отрезками истории, но также и большими формами. Его стихи советской эпохи складываются в масштабные циклы-книги, изысканно-величественные структуры, в которых один текст подхватывает тему другого. Эти циклы составляют большую часть первого тома. В центре второго — первая полная и выверенная публикация «Шмона» — авангардного романа, состоящего из одного предложения, написанного под впечатлением от обысков КГБ.


Том Стоппард «Леопольдштадт»

Фото: Corpus

Corpus
Перевод Аркадий Островский

Последняя, поставленная в Британии в 2020 году пьеса Тома Стоппарда — классика постмодернистской драматургии, автора «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Аркадии» и «Берега Утопии». Один из стоппардовских талантов — облекать в драматургическую форму большие романические повествования. Действие «Леопольдштадта» охватывает период с 1900 по 1955 год. В центре его — клан ассимилированных австрийских евреев-интеллектуалов. Фон — пертурбации и катастрофы ХХ века. Предметы бесед — сионизм, нацизм, большевизм, фрейдизм, европейская культура и еврейские традиции. Многие из героев погибают в Холокосте, как и все дедушки-бабушки самого Стоппарда, поэтому «Леопольдштадт» для него — на редкость личная пьеса. Британские критики окрестили его стоппардовским «Списком Шиндлера» и почти единодушно называют шедевром — возможно, прощальным.


Мариу ди Андради «Макунаима, герой, у которого нет характера»

Фото: Ad Marginem Press

Ad Marginem Press
Перевод Владимир Култыгин

Писатель, критик и музыковед Мариу ди Андради — центральная фигура бразильского модернизма, а вышедший в 1928 году роман «Макунаима, герой, у которого нет характера» — его главное произведение. Как часто бывает с молодыми литературами, текст этот, с точки зрения читателя старого мира, довольно парадоксальный. С одной стороны, отчетливо авангардная проза с массой языковых экспериментов, сюрреалистических парадоксов, курьезов и изломов; с другой — текст, задача которого — национальное строительство, поиск «бразильской идеи». Завязка: родившийся в лесах Амазонки индеец Макунаима отправляется в Сан-Пауло познавать городскую жизнь. Однако, казалось бы, незамысловатый сюжет оборачивается грандиозным мифологическим повествованием, непрерывным преображением всего мира, творением и апокалипсисом, как это и происходит в настоящих бразильских мифах.


Ив Бонфуа «Дигамма»

Фото: Jaromir Hladik Press — Носорог

Jaromir Hladik Press — Носорог
Перевод Марк Гринберг

Французский прозаик, поэт, эссеист, историк искусства, переводчик Шекспира и Петрарки Ив Бонфуа дружил с Андре Бретоном и Паулем Целаном, выпустил полсотни собственных книг, получил все возможные премии и умер в 2016 году в возрасте 93 лет. На протяжении 30 лет его тексты на русский переводил умерший в прошлом году Марк Гринберг. Он же составил книгу «Дигамма», собрав воедино совсем поздние вещи Бонфуа, включая предсмертный сборник «Вместе дальше». Стихи, небольшие поэмы и циклы, прозаические этюды, крохотные эссе — поверить, что все они написаны в 2010-х годах, сложно. До конца жизни Бонфуа оставался приверженцем высокого модернизма, напоминающего, скажем, Рильке, хотя с оттенком легкого агностицизма. Магистральная идея всего его творчества — поиск «присутствия», своеобразной субстанции полноты бытия.


Андрей Ранчин «Прикосновение к святости»

Фото: Common place

Common place

Книга филолога-медиевиста (а также специалиста по творчеству Иосифа Бродского) Андрея Ранчина — нечто вроде путеводителя по древнерусской литературе с XI по XVII века. Серия небольших эссе, написанных вполне популярно, но без особого упрощения. Ранчин учит читать средневековые произведения в их контексте, объясняет, почему «Житие протопопа Аввакума» — не автобиография, а «Повесть о Петре и Февронии» — не любовный роман, что такое «временные лета» из заголовка знаменитой летописи, как рассказывающее о военном провале «Слово о полку Игореве» оказалось единственным сохранившимся текстом древнерусской придворной литературы и превратилось в восприятии потомков в славянский героический эпос. Большая часть анализируемых тут текстов — это, конечно же, жития, и отсюда название книги, но есть и разного рода светские произведения вроде «Повести о Дракуле» и философических стихов Симеона Полоцкого.


Марвин Харрис «Каннибалы и короли»

Фото: Циолковский

Циолковский
Перевод Николай Проценко

Марвин Харрис — классик американской антропологии, ученый-активист левых взглядов, скептичный, впрочем, к ортодоксальному марксизму, а также яростно воевавший с постмодернистскими теориями. Впервые опубликованные в 1977 году «Каннибалы и короли» представляют собой сжатую историю человечества от первобытных обществ до индустриальной эпохи, написанную с точки зрения «культурного материализма», как называл свою методологию сам Харрис. Идея тут будто бы вполне привычная: человеческая культура со всеми ее элементами — системами родства, устройством власти, религией, пищевыми практиками (включая и заглавный каннибализм) — определяется экономикой, производственными отношениями. Однако, в отличие от правоверных марксистов, Харрис не верит в поступательное линейное развитие, прогресс (и здесь в нем виден человек 1970-х). Наоборот, человечество с древнейших времен и до сего дня раз за разом сталкивается с похожими проблемами: исчерпанием природных ресурсов, перераспределением власти из-за новых технологий и так далее. Именно поэтому первобытные общества нас могут многому научить.


Адиб Халид «Центральная Азия: от века империй до наших дней»

Фото: Альпина нон-фикшн

Альпина нон-фикшн
Перевод Анна Попова

Том американского историка пакистанского происхождения Адиба Халида — история Центральной Азии с XVIII века до современности. Границы этого региона немного расплывчаты. Халид включает в него пять государств, образовавшихся на постсоветском пространстве — Туркменистан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизию, Казахстан, а также китайскую провинцию Синьцзян. На протяжении всего Нового времени Средняя Азия была предметом колониальных интересов двух империй — Российской (позднее — советской) и Китайской. Для внешнего же мира эта огромная территория оставалась невидимой, и в начале 1990-х, после распада СССР, новые государства возникли на политической карте как будто бы ниоткуда. Тогда же в фокус внимания мира попал Синьцзян — населенный мусульманами и потому культурно связанный с соседними постсоветскими территориями теснее, чем с Китаем,— объект радикальных тоталитарных экспериментов КНР. Доступно и обстоятельно Халид рассказывает, что же происходило в эти три столетия и как среднеазиатские государства обходятся теперь со своим колониальным наследием.


Станислав Дробышевский «Почему жирафы не стали людьми и другие вопросы эволюции»

Фото: Бомбора

Бомбора

Новая книга известного палеонтолога и популяризатора науки Станислава Дробышевского — забавный интеллектуальный эксперимент, своего рода параллельные биографии двух видов — людей и жирафов. Мы привыкли к антропоцентричной истории эволюции. Дробышевский от нее не отказывается, но вводит второй центр — самых изящных существ среди всех млекопитающих. В этой истории наши отдаленные предки рисуются одновременно протолюдьми и протожирафами. История начинается в меловом периоде, когда те и другие представляют собой один вид доисторических плацентарных млекопитающих, больше всего напоминающих современных землероек, а дальше раздваивается на два переплетающихся нарратива: люди и жирафы вместе спускаются с деревьев, меняют пищевые привычки, бегают от хищников, путешествуют туда и сюда по континентам и постепенно приобретают свой современный облик.


Маттео Пасквинелли «Измерять и навязывать»

Фото: Individuum

Individuum
Перевод Иван Напреенко

Книга итальянского философа Маттео Пасквинелли сильно отличается от большей части литературы, посвященной искусственному интеллекту. Во-первых, Пасквинелли одинаково чужд техно-оптимизм (ИИ преобразит всю нашу жизнь и позволит построить абсолютно рациональное общество) и техно-пессимизм (компьютеры лишат нас всех рабочих мест, а потом захватят мир). Во-вторых, он предлагает выйти за пределы самой техники, увидеть в искусственном интеллекте определенную систему производственных отношений, экономический феномен. Поэтому теоретики программирования вроде Фрэнка Бэббиджа и Алана Тьюринга выступают здесь рядом с экономистами — от Карла Маркса до Фридриха фон Хайека. По Пасквинелли, и для врагов и для поклонников искусственный интеллект становится объектом своеобразного, вполне фетишистского культа. Подчиняясь ему, мы начинаем верить в то, что человеческое мышление — просто система алгоритмов. Задача — вернуть в него подлинное изобретательство.


Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...