Премия киноведов и кинокритиков "Белый слон" по категории документального кино присуждена фильму "Блокада". Его режиссер Сергей Лозница родом из Белоруссии, живет в Германии, работает в России, в Литве, на Украине. В новой картине, которую специалисты признали событием в своем жанре, режиссер использовал хронику ленинградской блокады, но благодаря авторскому монтажу и переозвучанию на этой основе выстраивается совершенно оригинальное произведение. С СЕРГЕЕМ ЛОЗНИЦЕЙ побеседовал АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
— Прокат неигрового кино носит скорее символический характер, а ваши фильмы из тех, что надо смотреть только на экране. Где вам удалось показать "Блокаду"?
— Был показ в Петербурге в день снятия блокады, картина участвовала на фестивале "Сталкер" в Москве и на международном фестивале в Роттердаме. Такого рода фильмы вы можете увидеть, как правило, только по телевидению. А телевидение использует в своих целях уже созданный киноязык. Случается так, что фильмы, предлагающие разные трактовки событий, используют одни и те же кадры. И какой в этом смысл помимо "смыслов", которые диктует нам закадровый голос?
— Что такое для вас идеальное документальное кино?
— Идеального кино нет, это абстракция, но для меня в кино важно прежде всего изображение. Интересно пробовать разные возможности киноязыка. В "Блокаде" черный экран с погашенным звуком разделяет эпизоды, что создает ощущение проходящего времени. Сейчас я делаю картину, где кадры тоже разделены черным полем. Но в данном случае на черном поле звук продолжается, и эффект возникает другой.
— А фактура, снимаемый материал?
— Я стремлюсь делать кино о незначимых вещах, о неисключительных обстоятельствах.
— Даже если речь идет о блокаде?
— Да. Тема фильма — обыденность. То, что я пытаюсь делать,— это воссоздание второго плана. Просто атмосфера. Драма не обязательно столкновение, драма есть в любой длительности. Мы посидели, помолчали — прошло время, а ведь мы не воспринимаем время как драму. "Холодок щекочет темя, и нельзя признаться вдруг, и меня срезает время, как скосило твой каблук". Хотя монтаж, фокус, последовательность эпизодов — это все равно авторский волюнтаризм. Когда я увидел блокадный материал в первозданном виде — это примерно четыре часа материала, я просто остолбенел, не мог оторваться. А потом посмотрел сделанные из него документальные фильмы — почти все это было пропагандистское кино. Мы до сих пор не понимаем, как изображение работает с нашим сознанием. Мне кажется, что сегодня опять пришло время длинных планов — что-то в духе Уорхола или Белы Тара.
— Но это уж совсем экстрим!
— То, что сейчас экстрим, когда-то будет мейнстримом. Сегодня крупный план в документальном кино преобладает потому, что свои правила диктует ТВ. Но когда распространятся большие плазменные экраны, их надо будет чем-то заполнять — и тогда вернется подробный общий план.