Род советского буддизма
Род советского буддизма
200-летний юбилей Музеев Московского Кремля явил миру трогательную симфонию идей государственной и музейной.
Это лучше всего выразил Михаил Пиотровский. В самом соединении в одном месте государственности и музея он справедливо увидел нечто символическое. То, что президент правит, символически и географически, из музея, есть факт, исполненный радостных заветов в духе просвещенного абсолютизма, этим заветам как раз 200 лет. И несмотря на то что за 200 лет надежды на просвещение не вполне оправдались, в них, несомненно, осталось определенное очарование.
Однако же внимательный наблюдатель не может не отметить некоторого изменения в концепте просвещенного президента, то есть, простите, просвещенного государя. Кому как не Михаилу Пиотровскому должно быть ведомо, что хотя просвещенный государь и основывает кунсткамеры, но правит не из них, а из прекрасного сада — из Летнего сада, из Версальского, не суть — из сада, каковой является образом рая. Меж тем об Александровском саде не было сказано ни слова, хотя давно уж пора поставить вопрос о превращении его, подобно Кремлю, в режимный объект и разработке специального статута президентского вертограда. В этом невнимании к садово-парковой теме, как мне кажется, отразилось общее прискорбное забвение природы, увы, свойственное нашим вертикально укрепленным временам.
В былые времена с приходом марта тянулись в поля художники-пейзажисты с этюдниками, толкая ими граждан в электричках. И дело не в том, что встретить сегодня художника с этюдником — редкость, а говорят, и дурная примета. Ну пусть не с этюдником, пусть с ноутбуком. Но нет, сама тема природы как-то ушла из нашей культуры. Никто больше не рисует пейзажей не только устаревшим живописным путем, но и путем художественной прозы, в малоосязательных музыкальных формах и средствами кинематографа. Вот, помню, в детстве перед тем, как показать в нашем кинотеатре "Нева" фильм "Золото Маккены", на сорок минут в порядке киножурнала пускали кинозарисовку "Паук-серебрянка" — про то, как он жил в траве у ручья. А теперь где это? Возможно ли такое перед "Дневным дозором"?
Это даже странно — ведь большинство лучших граждан страны расселились на природе, по Рублевскому и Новорижскому шоссе, а природой в культуре как-то не пахнет. Годы перестройки и экономических реформ совершенно отдалили нас от природы. Опять же вернусь к художникам как теме мне более близкой. Ведь того, кто ни разу в жизни не нарисовал, как набухает весенним половодьем мартовский снег под черной веткой куста, внутри которого проснулась жизнь, нельзя было считать порядочным человеком. А если, наоборот, это было нарисовано, то уже ясно становилось, что человек глубоко порядочный, независимо от того, рисовал ли он портреты члена политбюро товарища Чебрикова, или его привлекали зарубежные темы в виде портрета товарища Юмжагийна Цеденбала. Это особый момент — любовь к природе оказывалась критерием порядочности.
Демократиям несвойственно любование природой. Ни французское, ни британское, ни уж тем более американское искусство ХХ века не дало нам выдающихся образов природы. Оно все больше про людские страсти на фоне экономических проблем, а чтобы про щегла Бяшку в Приокском заповеднике — ни-ни. У нас про людские страсти на фоне экономических проблем — это конъюнктура, а про щегла Бяшку — от сердца. В некоторых текстах русского ХХ века — скажем, у Бориса Пастернака или в философских трактатах Александра Габричевского — причины этого становятся более или менее ясны. Есть некое особое погружение в природу как гарантию против абсурда текущей человеческой истории. Это своеобразный советский буддизм, основанный на том простом факте, что смена времен года или явление метели не зависит от решений партии и правительства.
В связи с этим должен сказать, что по поводу исчезновения образа природы из русской культуры печаль моя в общем-то светла. Уверен, что в самое ближайшее время любовь к русскому пейзажу возродится и не в этот март, так в следующий, потянутся художники в поля с этюдниками. Но нельзя откладывать. Дело в том, что музей в советское время тоже был своего рода нравственной гарантией против абсурда власти, а теперь видите как получилось — полная симфония с государством. А природа пока в концепт просвещенного президента не попала. Так что спешите любить природу.