опера учеба
В Центре оперного пения Галины Вишневской состоялась премьера оперы Петра Ильича Чайковского "Иоланта". В учебный театр сходила ВАРЯ Ъ-ТУРОВА.
Центр Галины Вишневской — это не только небольшой театр, но и учебное заведение, в котором певцов, уже имеющих музыкальное образование, учат всякому полезному, практическому: петь с оркестровой ямой, работать с декорациями, в костюмах. Это как некая оперная ординатура перед началом собственной практики. Именно с этим обстоятельством связано некоторое затруднение: надо ли воспринимать эти спектакли как полноценные театральные работы, или все же стоит делать скидку, считая исполнителей не артистами театра, а лишь аккуратными учениками Галины Павловны Вишневской. В случае с "Иолантой" ситуацию упростила сама примадонна, написавшая в программке: "Хотя Центр оперного пения — театр учебный, мы не ждем снисхождения, работа должна быть сделана профессионально".
С этим можно согласиться, но тогда приходится признать, что "Иоланта" отличается от предыдущих премьер центра, к примеру "Фауста", не в лучшую сторону. Режиссер Александр Петров решил поставить легенду о слепой дочери короля традиционно. На сцене построили замок, на заднике нарисовали "горы Южной Франции", массовку и героев нарядили в средневековые костюмы художника Аллы Коженковой, на авансцену водрузили два солидных горшка со злосчастными розами, из-за которых Иоланта узнает, что слепа.
Проблема только в том, что костюмные постановки выглядят убедительно лишь в том случае, если на борьбу с театральной условностью брошены все силы, и в первую очередь материальные. Если строишь на сцене замок — изволь, чтобы он выглядел каменным, а не пластиковым. Если делаешь у этого замка лужайку, на которой дремлет Иоланта, то хорошо бы, чтобы ядовито-зеленое ковровое покрытие чуть больше походило на весеннюю травку. Пусть бутафорские яблоки падают с деревьев не так загадочно-беззвучно. Пусть подруги Иоланты делают с клубками шерсти что-нибудь более обоснованное, чем поочередное разматывание и сматывание этих самых клубков. И так далее. В принципе у бедных театров всегда есть альтернатива: можно ставить современный, даже, страшно сказать, авангардный спектакль с минимумом декораций. И можно добиться того, чтобы отсутствие дорогой бутафории выглядело не вынужденным компромиссом, а, напротив, интригующей подробностью режиссерского эксперимента.
Видимо, в центре искренне считают, что опере эксперименты противопоказаны. В результате героям приходится метаться по сцене, если они нервничают; прижимать руки ко лбу или к сердцу, если страдают; хмурить брови и тыкать в кого-либо указательным пальцем или мечом, если речь идет о мщении или битве. Ну нет у этих героев других инструментов для выражения собственных эмоций. Есть, конечно, еще голоса. Но даже самые интересные или яркие из них, поставленные в примитивные до абсурда режиссерские рамки, как-то блекнут.
"Иоланта", к сожалению, не стала исключением. Мария Пахарь, певшая главную партию, продемонстрировала ровное, стабильное и довольно сильное сопрано, но, бродя в белом пеньюаре по сцене и периодически натыкаясь на какие-то табуретки, явно не чувствовала себя свободно. Не менее деревянным выглядел и влюбленный в Иоланту рыцарь Водемон. Заламывающий руки томный Георгий Проценко казался карикатурой на оперного героя, хоть его приятный голос и звучал свободно, высоко и легко. Бас Алексей Тихомиров в роли короля Рене звучал отменно, но его роль стала апофеозом актерских штампов. Сергей Плюснин, певший партию герцога Роберта, в чьей партии содержится главный хит "Иоланты" — "Кто может сравниться с Матильдой моей", показался чуть более убедительным в смысле артистизма, но шлягер о Матильде прозвучал по-ученически, в каком-то усредненном темпе, с явным дефицитом требующегося этой арии блеска. Неожиданно самым органичным выглядел обаятельный тенор Сергей Поляков в роли оруженосца Альмерика, но его роль была слишком мала, чтобы спасти спектакль. Вряд ли можно в чем-то винить исполнителей, они продемонстрировали послушание и старательность — весьма похвальные качества для учеников. Похоже, Галина Вишневская слукавила насчет "профессиональности работы" и режиссеру была поставлена единственная задача — максимально затруднить вчерашним студентам консерватории существование на сцене. В чисто педагогических целях, разумеется.