Шеф-повар перестройки

Знаток политической кухни Николай Лобжанидзе (справа), считает свою судимость важным ингредиентом карьеры Михаила Горбачева
       Специальному корреспонденту ИД "Коммерсантъ" Владимиру Гендлину удалось узнать, как простой кисловодчанин спас от краха карьеру Михаила Горбачева, а вместе с ним гласность, ускорение и перестройку.
       
       Конечно, был он не таким уж и простым. Николай Павлович Лобжанидзе, потомственный повар, дорос до управляющего трестом ресторанов и столовых — сначала в Ессентуках, затем в Кисловодске. Пользовался авторитетом в городе и крае, был членом горкома партии, депутатом горсовета и т. д. и т. п.
       И вдруг однажды по Кавминводам пронесся слух: "Слышали, что отмочил Лобжанидзе? Сбежал!" В советские времена сбежать от правосудия мог либо отъявленный преступник, либо очень отчаянный человек. Потом его поймали и посадили. Комментарии земляков были одинаковы: проворовался либо мало дал на лапу.
       Но говорилось это не со зла. Кисловодск с его развитым теневым бизнесом знал истинную механику советской власти — сквозная передача взяток снизу доверху, вплоть до Кремля. Так работала система. И когда хотели похвалить руководителя, то говорили: "Он знает, кому сколько дать и с кого сколько взять". Причем были чиновники, которые себе не брали ни копейки — просто передавали транзитом снизу наверх.
       Лобжанидзе знал все нюансы этой системы. И если он выпал из нее, пустившись в бега, то это означало лишь одно — взбунтовался. А бунт на Кавказе вызывает только сочувствие.
       С тех пор прошло больше двадцати лет. И вот я слышу эту историю из уст самого Николая Павловича Лобжанидзе. Без прикрас и преувеличений, но от этого не менее авантюрную.
       Сюжет развивался в духе хичкоковских триллеров. Однажды, оказавшись в командировке в Москве, Николай Павлович получил приглашение в Генпрокуратуру. Следователь по особо важным делам полковник Юрий Сашин ошарашил Лобжанидзе предложением дать показания против тогдашних руководителей края Всеволода Мураховского и Виктора Казначеева (соответственно первого и второго секретарей крайкома партии), а также против "лысого с пятном". Дал подумать и отпустил под подписку о невыезде.
       Дальше — хуже. Примчались брат и зять из Кисловодска, сообщили: в его доме бригада следователей с миноискателями разыскивала деньги и золото, перекопали весь двор, конфисковали имущество. "Беги,— говорят,— иначе посадят".
       Так почтенный глава семейства, уважаемый человек, депутат и член горкома оказался в бегах — Тбилиси, Цхалтубо, Сухуми. Уже в Гаграх увидел листок со своей фотографией: "Разыскивается особо опасный преступник". Был бы пистолет при себе, вспоминает Лобжанидзе, пустил бы пулю в лоб. Писал конспиративные письма руководству края, но ответа не получил.
       На южных курортах бывшему главе курортного общепита пригодились навыки шеф-повара, перекантовался год. Но взяли его в Москве, в Сандуновских банях. "Когда выводили, мои конвоиры спросили: 'А за что мы тебя ищем-то?',— вспоминает Лобжанидзе.— Когда ответил, что за взятку, не поверили".
       На следствии генерал прокуратуры Громов объяснял ему его вину: "Ты кошелек края! Ты встречал всех гостей. Рассказывай про взятки, подарки, услуги..." Не добившись признаний, обозлились и обвинили в даче взятки тогдашнему замминистра торговли РСФСР Прокофию Лукьянову — последнему уже впаяли 15 лет и тот был готов признаться даже в унизительной для замминистра взятке в 500 рублей. Последовал самый гуманный в мире советский суд, и Лобжанидзе отправился на девять лет в новосибирскую колонию.
       Как впоследствии выяснилось, комбинация была затеяна членами Политбюро Романовым и Гришиным, для того чтобы остановить стремительное вхождение во власть Михаила Горбачева, бывшего руководителя Ставропольского края. Разработка была скопирована с "краснодарского дела", после которого слетел глава Краснодарского края Медунов. Но, в отличие от сочинских чиновников, признавшихся во всем, Лобжанидзе проявил стойкость.
       "Я думал о своем честном имени и о том, как буду смотреть в глаза родным кисловодчанам",— сказал он мне. Возможно, его упорство спасло ему жизнь. "У Медунова был второй секретарь, Тарада, который сдал всех, кого просили. Он так и умер в колонии. А в Геленджике была управляющая трестом ресторанов и столовых, не помню фамилии, мы звали ее Бэла Золотая ручка,— тоже всех позакладывала, но не помогло. Расстреляли ее..." Это был 1984 год, только пришел Андропов.
       Разгромить Ставропольский край не удалось: Андропов умер, пришел Горбачев. Вскоре ушли в небытие Романов и Гришин. Прорабу перестройки достаточно было сделать лишь один звонок, ведь, по признанию Лобжанидзе, у них были "хорошие, доверительные отношения". Но отсидел Лобжанидзе более шести лет, выйдя в 1991 году по "условно-досрочному".
       — Нет ощущения, что вами пожертвовали? — спрашиваю я.
       — Да бросили на съедение, как собаку,— отвечает он.
       Лобжанидзе вернулся в Кисловодск, стыдясь судимости. Но кисловодчане приняли его как мужчину, сохранившего лицо. Пять лет назад баллотировался в мэры города, занял второе место с большим отрывом от остальных, но проиграл "фавориту власти". Сейчас Николай Лобжанидзе носит громкое звание "гендиректор ООО 'Отель Кисловодск'", но весь его бизнес — попытка достроить брошенный инвесторами отель, а его офис находится в полуразрушенном неотапливаемом здании.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...