Вчера в Союзе кинематографистов завершился показ фильмов, выдвинутых на соискание Государственных премий России 1993 года, а на прошлой неделе в ЦДХ закрылась выставка претендентов на награды (Ъ писал о них 14 октября). Имена лауреатов 1993 года станут известны в декабре. Не меньший интерес, чем их список, вызывает вопрос о том, что же такое на сегодняшний день Российская премия и какую роль будет играть она в новом типе взаимоотношений, который со всей очевидностью складывается сейчас между государством и художественной интеллигенцией.
Когда в свое время Юрий Норштейн удостоился за "Сказку сказок" Госпремии, первой реакцией столичной интеллигенции было непроизвольное — "Надо же, оказывается и приличный человек может ее получить!". Справедливости ради заметим, что имена приличных людей среди лауреатов встречались и в 60-е, и в 70-е (Российскую премию вручили даже опальному Альфреду Шнитке — за музыку к одному из мультфильмов); тем не менее, отношение к официально признанному искусству со стороны "общественности" всегда отличалось известным скепсисом. И отмена на гребне реформ вслед за Ленинской и Всесоюзной также и российской премии в принципе вполне могла бы произойти. Но не произошла, причем не столько в силу инерции, сколько по причинам вполне осознанным. Главным образом потому, что государство в новой своей ипостаси оказалось весьма чувствительно к категории "всенародного" признания; и в отличие от "элитарных", сугубо профессиональных лауреатств, соискателем которых можно стать даже за неопубликованное произведение, обладателями Государственной премии оказываются "наиболее талантливые, отличающиеся новизной и оригинальностью произведения литературы и искусства, получившие общественное признание и являющиеся значительным вкладом в художественную культуру России". Определение, конечно, несколько идеальное, и, опираясь на него, трудно найти ответ на вопрос, почему, скажем, в числе столь разных претендентов, как трилогия Сергея Соловьева, "Урга" Никиты Михалкова, "Улыбка" Сергея Попова и "Любовь" Валерия Тодоровского, не оказалось "Прорвы" Ивана Дыховичного, которую помимо "новизны и оригинальности" отличает еще и широкое "общественное признание"? Впрочем, подобных вопросов не удавалось, наверное, избежать ни одной премиальной комиссии, и не в них суть. А суть, скорее, в том, что, декларировав свою поддержку искусства, государство теперь пытается отыграть ее на разных уровнях и по крупному счету. О чем свидетельствует и увеличение размера премии (10 млн руб. в этом году все-таки значительно больше, чем 500 тыс. в прошлом), и состав комиссии (Аверинцев, Лихачев, Пиотровский, Уланова, Демидова, Норштейн и другие действительно громкие имена) и то, что провозгласив "равные права" российских художников столиц, периферии и зарубежья, комиссия взяла на себя роль собирателя и инвентаризатора отечественной культуры. Что немало, и, как любая собирательская деятельность в эпоху центробежных тенденций, весьма ценно. Наконец, комиссия намерена стать в числе прочего и органом социальной защиты художников. В нормальных условиях эта идея показалась бы дикой, но в нынешней экстремальной ситуации желание "конкретной пользы" вряд ли вызовет нарекания.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА