концерт эстрада
45-летие певца Сергея Пенкина, отмеченное концертом в ГЦКЗ "Россия", стало для БОРИСА Ъ-БАРАБАНОВА поводом восстановить в памяти всю его легенду и заодно поразмышлять о странностях зрительских симпатий.
Все, что пишут о Сергее Пенкине, в первую очередь нацелено на максимально эффектную рекламу его выступлений в городах России. Загородный дом за миллион долларов, собственный Chrysler 300, коллекция из 250 пар обуви и, наконец, загадочные титулы "принц Серебряный" и "мистер Экстравагантность", присвоенные ему за границей (не важно, где и кем конкретно),— красивые строчки, особенно когда тут же описывается его детство в Пензе, служба в армии, работа дворником и поступление в Гнесинку с 11-й попытки. Для аншлага в каком-нибудь областном драмтеатре этого довольно. Но, как выяснилось в ГЦКЗ, истории о трудной красивой жизни все еще востребованы и в Москве. В ГЦКЗ "Россия" был аншлаг. И это при том, что, строго говоря, традиционная система раскрутки в отношении этого певца не работает. Не то чтобы его не показывали по телевизору, просто его популярность строится не на ротациях клипов и радиосинглах, не на участии в сборных концертах, а на придуманной когда-то легенде о "настоящем певце", который "несет людям радость".
Для характеристики вокальных данных господина Пенкина обычно хватает двух слов: "четыре октавы". После этого как-то уже неловко пускаться в дискуссии о вкусе, о качестве собственного материала и об интерпретациях мировых шлягеров. Тезис о "радости" и "свете", которые разливаются по залу на концертах Сергея Пенкина, основан на его своеобразном подходе к созданию сценического шоу. Там, где останавливается Филипп Киркоров, там, где возникают сомнения у Бориса Моисеева, Сергей Пенкин смело идет дальше. На концерте в ГЦКЗ "Россия" 45-летний пензенец являлся из едких лазерных струй в плаще, увешанном настоящими электрическими лампочками, а на его голове громоздился кокошник, изготовленный, наверное, из перьев страуса-мутанта. Дальнейшие шляпки и пилотки с кусками зеркал, как и весь прочий рукодельный китч, смотрелись как нечто близкое к примитиву.
Там, где у главных наших пернатых шоуменов "ужас", у Сергея Пенкина — "ужас, ужас, ужас". По поводу широты диапазона спорить, конечно, бессмысленно, и сам по себе эстрадный жанр, в котором работает Сергей Пенкин, ни плох и ни хорош. В конце концов, это традиция: выпивать, закусывать и играть в азартные игры неплохо получается под знакомые мелодии, а если они еще и спеты хорошим голосом — вообще прекрасно. Жаль только, что за годы в искусстве господин Пенкин так и не придумал ничего принципиально нового, ничего, что могло бы обозначить движение артиста в какую-либо сторону. Русские романсы на его альбомах всегда соседствуют со шлягерами из мюзиклов, а на концертах за песнями собственного сочинения следуют оперные арии, исполняемые не хуже, скажем, Николая Баскова и при этом чрезвычайно, до колик предсказуемо. Румяный принц поет без фонограммы, решительно спускается в партер и благосклонно принимает все излияния зрительской любви. Репертуарный разброс не подвластен никакой логической оценке, здесь прочитывается только одна мысль: "Я могу спеть любую из ваших любимых песен". Что бы он ни пел — собственный "Дождь осенний", "O Sole Mio", "Призрак Оперы", "20 лет спустя" Юрия Антонова или даже любимую публикой версию "Feelings",— столики в этом зале все равно представляются гораздо более удачным интерьером, нежели зрительские кресла.
Сергей Пенкин — плоть от плоти российской провинции с ее страстью ко всему блестящему и заграничному, ей же этот феномен и продается на протяжении добрых 15 лет. Понять, что же находит в этой "поющей кондитерской" столичный зритель, непросто. Все-таки за эти 15 лет в Москве спели уже все главные мировые шоумены, включая тех, с кого делал себя господин Пенкин. Элтон Джон, Бой Джордж, Джино Ванелли и прочие кумиры и маяки господина Пенкина хорошо знакомы местной публике, у нее, что называется, была возможность почувствовать разницу. Но раз на Сергее Пенкине аншлаг — значит, свой фрик по-прежнему ближе к телу.