фестиваль танец
Московское выступление Kibbutz Contemporary Dance Company стало началом сразу двух мероприятий: празднования 15-летия возобновления дипломатических отношений между Россией и Израилем и открытия фестиваля Grand Ballet. По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, начало оказалось обещающим.
И фестиваль с балетным названием, и культурное празднование некруглого дипломатического юбилея растянуты на целый год, и программы их пока неизвестны. Однако выбранная для дебюта труппа оказалась достаточно яркой, чтобы привлечь к ним внимание. Любители современного танца (не готовые платить за билеты по 1,5-4,5 тыс. рублей) проникали в здание "Новой оперы" как вода в пробоины "Титаника": еще в 2003 году Kibbutz Contemporary Dance Company показала Москве спектакль "Screensaver", и моторная энергетика этого антивоенного шоу про любвеобильных и воинственных израильтян с тех пор будоражила память москвичей.
На сей раз ничего политического, эротического и даже просто агрессивного зрители не увидели. Руководитель и постоянный хореограф труппы Рами Беер показал очень лиричный, красивый, даже нежный спектакль с вычурным названием "Когда приблизилась к Солнцу". Это фраза безрадостного монолога из пьесы Бюхнера "Войцек" про метафизическое путешествие девочки, обернувшееся крахом иллюзий: луна оказалась "обрубком гнилого дерева", солнце — "увядшим подсолнухом", звезды — "золотыми мухами". Рами Беер включил монолог в сложный звукоряд спектакля, но актриса Лия Кениг читает его на иврите с лукавыми интонациями сказочницы из фильма "Морозко". И сценическое действие мрачности текста не соответствует: своей героине, рыжеволосой девочке в художественно рваном шифоновом платьице, с белой маской на лице и розовым фламинго в руке, Рами Беер не уготовил разочарований взросления. Его спектакль — про то, что все мы, в сущности, дети (недаром в одном из эпизодов по сцене с распростертыми руками носится дюжина "девочек", в том числе и голенастых крепких мужиков с волосатой грудью).
Впрочем, в этом 75-минутном монтаже визуальных аттракционов можно уловить любой другой смысл — импрессионизм сценических метафор призван будоражить зрительскую фантазию. Держит действие отнюдь не сюжет, не композиция и даже не хореография спектакля, а точно найденная и виртуозно разработанная деталь оформления — бамбуковые циновки. Господин Беер (компилятор музыки, сценограф, художник по свету и хореограф в одном лице) играет с ними как гениальный ребенок. Обернутые вокруг тел танцовщиков, эти циновки превращаются в фантастические веероподобные платья; подвешенные в воздухе — служат экранами, за которыми угадываются иные миры; свернутые в трубку и поставленные на попа — выглядят тотемными столбами, а водруженные на плечи — непосильным грузом жизненных проблем. Они превращаются то в глухую стену, то в лабиринт, то в защитный кокон для пугливых одиночек, то в постель для счастливой парочки. Золотисто-прозрачные, пронзенные лучами теплого света, эти циновки создают удивительно оптимистичный мир, в котором сексуальная агрессия превращается в милую возню, самые отчаянные монологи выглядят детскими обидами, а отчуждение существует лишь для того, чтобы острее пережить радость единения с людьми. И розовый фламинго мечтательной девочки будет последним образом, который мы увидим в меркнущем свете этой сказки.
У Рами Беера танец играет не главную роль. Не претендуя на лавры первооткрывателя, хореограф пользуется джентльменским набором приемов, выработанных мировым contemporary dance. Принципы раннего американского модерна (типа "изоляции", при которой из танца выключается или, наоборот, действует только одна часть тела) мирно уживаются с новейшими форсайтовскими открытиями (вроде движения частей тела в различных плоскостях); элементы контактной импровизации соседствуют с приемами физического театра; джазовая свобода смягчает атлетизм, присущий израильскому современному танцу; а импровизации танцовщиков мягко внедрены в общий текст. Все вместе создает ощущение дежавю, однако такого приятно-смутного, без навязчивых отсылок к первоисточникам. Молодые артисты работают достойно, но не сногсшибательно: демократичный принцип "все солисты" придает спектаклю некоторую неровность, далеко не все из пятнадцати танцовщиков способны удержать внимание зала.
Наши ребята научились танцевать не хуже. Однако в самых смелых мечтах невозможно представить себе подобный русский спектакль — ни по сценическому дизайну, ни по полету фантазии. Нищие отечественные творцы способны разве что запустить проекцию подслеповатых кадров по заднику или придумать спортивную конструкцию из блоков и брусьев, чтобы развесить на них артистов наподобие лемуров. Да что там современный танец — даже в недавнем балете Большого театра "Золушка" вполне обычная по мировым меркам пористая луна немецкого дизайнера выглядела почти откровением. А тут в израильской глуши (труппа базируется в одном из кибуцев) сидит хореограф, получивший местное образование и воспитание, и печет спектакли, показать которые не способен один из лучших московских театров по причине нехватки оборудования (световые установки в "Новую оперу" завозили специально). Впору начать организовывать кибуцы в вологодской глубинке.