руководитель Федерального агентства водных ресурсов
"Совместимость ситуации с предельно либеральным подходом покажет только практика"
— Депутаты согласились принять новую редакцию Водного кодекса только при условии его существенной доработки. В чем суть поправок, которые будут приняты во втором чтении?
— Конечно, это вопрос больше к депутатам, чем к исполнительной власти. Но поскольку наше агентство привлекают в качестве экспертной организации, мы, безусловно, в курсе того, что готовится. Должен отметить, что та редакция законопроекта, над которой сейчас работают в Государственной думе, значительно отличается от первоначального варианта, предложенного правительством. Я бы выделил вопросы, связанные с возможной приватизацией водных объектов. В этом аспекте важны даже не столько параметры прудов и обводненных карьеров, которыми можно будет владеть на правах частной собственности, а то, что расширяется сам класс приватизируемых объектов.
Так, раньше говорилось, что приватизировать можно только небольшие, до 3 тыс. кв. м, обособленные водные объекты, не имеющие гидравлической связи с другими водоемами. Сегодня в тексте уже записано просто: "пруды и обводненные карьеры". Сказано также, что они будут автоматически следовать за судьбой земельного участка: то есть если это частная земля, то расположенный на ней пруд или карьер автоматически становится частной собственностью. Причем вне зависимости от размеров. С точки зрения землевладельца — это хорошо, а вот с точки зрения рядового пользователя — может быть, и не очень. Потому что вода, водные ресурсы касаются абсолютно всех. Ну а главное осталось неизменным — на смену разрешительной системе водопользования приходит система договорная. С одной стороны — водопользователь (например, водоканал), с другой стороны — тот, кто от имени государства предоставляет в пользование этот ресурс. После вступления кодекса в силу между ними будет заключаться договор.
— А сторону государства в договоре будет представлять возглавляемое вами агентство?
— Нет, вовсе не обязательно. Во всяком случае, в законе про это ничего не написано.
— Почему?— Решение принимают законодатели. И сейчас в законопроекте записана некая формула (в последние дни текст кодекса правится буквально каждый день, над ним идет интенсивная работа и депутатов, и специалистов), что вторую сторону в договоре будет представлять "лицо, управомоченное собственником водного объекта"... На практике это может означать, что договор может заключить физическое лицо (если это частный пруд), или субъект федерации, или муниципалитет. Если речь идет о федеральной собственности, то, конечно, это может быть некий федеральный орган исполнительной власти, которому государство делегирует полномочия.
— По логике вещей эти полномочия государство должно делегировать Росводресурсам?
— Я этого не исключаю, но с определенностью утверждать тоже не могу. Хотя в существующей системе координат вроде бы других претендентов нет.
— Что будет записано в договоре?— Мы бились за то, чтобы в тексте закона было прописано, что должно быть в этом договоре, настаивали на том, чтобы это была типовая форма договора, потому что водопользование — это не договор купли-продажи какого-то товара. Это сложные, общественно значимые, в общем-то, публичные взаимоотношения. В итоге отстоять свою позицию в полной мере нам не удалось. Но раз вводятся договоры, то главенствующими становятся гражданско-правовые отношения.
— То есть фактически определяющими будут нормы не Водного, а Гражданского кодекса?
— По ряду вопросов да. Кстати, в тексте Водного кодекса содержится очень много отсылок к Гражданскому кодексу. И на первых порах это может создать определенные трудности, потому что водопользователи и органы власти не умеют работать таким образом в области водных отношений. Договор предполагает ответственность обеих сторон. Готово ли государство сейчас подписывать обязательство, например, по обеспечению чистоты воды? Или защиты от паводков? Ведь может случиться форс-мажорная ситуация: например, когда на Волге идет большая вода (у нас там 11 плотин), мы вынуждены сбрасывать эту воду, а при этом могут пострадать чьи-то частные пруды. Как государство будет это компенсировать и готово ли оно к этому? Механизма в законопроекте нет. А ведь могут посыпаться иски. Так что совместимость водных отношений с предельно либеральным подходом должна показать практика.
— Как вы относитесь к замене ныне действующего водного налога на платеж за пользование водными ресурсами, предусмотренный новой редакцией Водного кодекса?
--- Действительно, в новом кодексе предусматривается реформа платы за пользование водными ресурсами. Считаю, к ней надо подходить чрезвычайно осторожно — с тем чтобы попросту не остаться без платежей за пользование водными ресурсами, без финансовой базы для проведения работ на водных объектах. Тем более что их объем носит поистине чрезвычайный характер — по самым минимальным подсчетам, на поддержание инфраструктуры водных объектов стране нужно тратить $2-3 млрд в год. Более того, денег требуется даже гораздо больше, но страна еще не готова переварить эти деньги. Нужны проекты, нужна техническая документация, нужны экологические экспертизы проектов... А ничего этого нет. В перспективе же рынок работ на водных объектах должен составлять около двух десятков миллиардов долларов — как в цивилизованных странах. Напомню, что собираемый сегодня водный налог — федеральный. И надо сказать, что 2005 год стал для развития водного хозяйства в России фактически революционным — как раз за счет того, что с 2005 года водный налог приобрел статус федерального. За последние 15 лет таких денег (10 млрд рублей только в прошлом году, в этом будет еще больше) в России на водное хозяйство не направлялось. Система заработала, и я считаю, что эту ситуацию нельзя прерывать. А что будет после замены водного налога водным платежом — кто его будет собирать, как его будут уплачивать и куда его будут направлять множество собственников водных объектов,— сказать пока сложно. Нужно сказать, что нынешний водный налог очень мал. Ну что такое те же 10 млрд рублей на фоне 4-5 трлн всех собираемых в стране налогов? Это четырехсотая часть от общего сбора, предприятия даже и не чувствуют этого водного налога, его влияние на экономику ничтожно. Известно, что введению водного налога активно противились гидроэнергетики. Но и для них доля водного налога составляет всего лишь 1 копейку на 1 кВт•ч вырабатываемой электроэнергии: гидроэнергетика вырабатывает 160 млрд кВт•ч электроэнергии, реализуя ее за 160 млрд рублей, а платит водный налог на сумму 1,6 млрд рублей, то есть 1% доходов. При этом не будем забывать, что государство вынуждено компенсировать вред, который несут с собой водохранилища,— обрушение берегов, очистку, расчистку, заиление и тому подобное.
— Не проще ли в таком случае отдать водохранилища в собственность гидроэлектростанций?
— Нет. Государство вынуждено брать на себя эксплуатацию таких крупных водохранилищ, потому что они предназначены и используются не только для гидроэнергетики: ведь существует и транспорт, и сельское хозяйство, и коммунальные службы... В конце концов, люди на водохранилища приезжают отдыхать. А если отдать водохранилища в собственность ГЭС, как тогда решать вопрос об их комплексном использовании? Ведь то, что полезно для ГЭС, не полезно для рыбников и для транспортников — например, энергетикам нужно сбрасывать больше воды, чтобы выработать больше энергии, а судоходство и рыба останутся без воды. Все преследуют разные интересы. И, кроме государства, свести их некому. Кстати, сейчас транспортники освобождены от уплаты водного налога, поскольку платят транспортный налог. Хотя мы выступали за то, чтобы судоходные компании платили бы и водный налог. Потому что корабль разрушает и дно, и берега, а все это надо содержать.
— В итоге у воды наконец-то появится один хозяин?--- К сожалению, нет. Первая редакция нового Водного кодекса действительно предполагала, что у рек появится единый балансодержатель, что одна структура будет управлять крупными водными системами. Но позже текст Водного кодекса сильно эволюционировал. И сейчас ясно, что ведомственность в управлении реками и озерами сохранится: Минсельхоз, Минтранс, Минпромэнерго, Минприроды и ряд других ведомств будут иметь свои объекты на воде и самостоятельно будут их эксплуатировать. Здесь есть и плюсы, и минусы: плюс состоит в том, что каждый должен будет отвечать за свой объект, а минус — раскоординированность все-таки сохранится. Водным кодексом вводится такой элемент, как бассейновый совет (ведь разрывать реку как единую кровеносную систему по субъектам федерации или по федеральным округам — это неправильно). Но решения бассейнового совета по этому законопроекту носят только лишь рекомендательный характер... Увы.