Последняя экспедиция академика Палласа

255 лет назад Петр-Симон Паллас отправился в свою первую экспедицию по России, которая охватила огромную территорию империи — от ее европейской части до Забайкалья. Экспедиция длилась шесть лет и принесла Палласу мировую научную славу.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Спустя четверть века он отбыл в свою последнюю научную экспедицию — в Крым. Этот вояж в научном плане был намного скромнее, но гораздо важнее для академика Палласа в житейском плане. Он приобрел в Крыму несколько имений и построил большую городскую усадьбу в Симферополе с явным намерением обосноваться и спокойно прожить здесь остаток своей жизни. Только это у него не получилось.

«Сегодня многие члены РАН имеют (если имеют) о своем великом предшественнике весьма смутное представление» — так писал об академике Палласе председатель правления Санкт-Петербургского союза ученых Лев Боркин в 2016 году, накануне 275-летия со дня рождения Петра-Симона Палласа. А ведь в свое время Паллас был в российской науке XVIII века если не равнозначной фигурой ее символу Михаилу Васильевичу Ломоносову, то уж точно ученым того же калибра, что Кювье и Бюффон в западноевропейской науке.

Открытие России

По подсчетам Льва Яковлевича Боркина, если не считать переизданий, Паллас написал 20 монографий и 131 научную статью. А если рассортировать его работы по направлениям, то он внес вклад как минимум в 14 наук. Помимо зоологии и ботаники это география, геология, палеонтология, метеорология, этнография, востоковедение, религиоведение (буддология), история и археология, лингвистика, медицина, сельское и лесное хозяйства, горное дело.

Но главная научная заслуга Палласа состоит, конечно же, в том, что он создал «грандиозную панораму огромной, многоликой и тогда мало изученной страны, обрисовав ее разнообразную природу и многочисленные народы от Балтики до Забайкалья и от полярной тундры до прикаспийской пустыни». Все последующие исследования в перечисленных выше областях науки на территории нашего Отечества базировались и поныне базируются на том фундаменте, который заложил Паллас в ходе своей знаменитой экспедиции.

Но дело не только в науке. Сейчас, наверное, мало кому известно, что Гоголь в 1849 году собственноручно исписал четыре тетради конспектом книги Палласа «Путешествие по разным провинциям Российского государства в 1768–1773 гг.», отметив в итоге: «С ним я точно проехался по России от Питера до Крыма». Примерно то же самое через много лет после Гоголя написал Мандельштам: «Никому, как Палласу, не удавалось снять с русского ландшафта серую пелену ямщицкой скуки». Иные слова, кроме как «открытие России», для трудов Петра-Симона Палласа подобрать сложно.

На рубеже XIX и XX веков даже планировалось поставить ему памятник в Санкт-Петербурге, но в итоге монумент Палласу поставили только в советское время в железнодорожном поселке Палласовка в Нижнем Поволжье, названном его именем 1904 году, да и то, похоже, только потому, что тогда здесь жили почти исключительно поволжские немцы. Сейчас немцев нет, все они были депортированы в 1941 году, зато есть памятник академику Палласу скульптора Александра Михайловича Таратынова, отлитый в Минске и установленный в Палласовке в 1989 году.

Памятник замечательный. На нем Паллас, спешившийся с коня (оба в натуральную величину), смотрит вдаль, наверное, в сторону соленых озер Эльтон и Баскунчак, о чем гласит надпись на постаменте «Географическая экспедиция во главе с П. С. Палласом — академиком Российской императорской Академии наук — в 1773 году исследовала район озер Эльтон, Баскунчак». Памятник исполнен в классическом стиле и вполне мог быть поставлен в Александровском саду Северной столицы, где он хорошо бы смотрелся в паре с памятником Пржевальскому 1902 года работы академика Ивана Шредера. Впрочем, таких «упертых», как говорят в народе, ученых, как Паллас, «бронзы многопудье» интересует в последнюю очередь.

Несостоявшийся доктор

Он был сыном прусского профессора медицины Симона Палласа, главного хирурга Берлинской медико-хирургической коллегии (ныне клиника «Шарите»), автора учебников по хирургии, и будущее Палласа-младшего было предопределено. С 13 лет отец и коллеги отца учили мальчика медицине. Потом были университеты — Берлинский, Галле-Виттенбергский, Геттингенский и Лейденский, где он совершенствовался в медицинских науках, а в последнем получил диплом и ученую степень доктора медицины.

Как раз в теме его докторской диссертации «De infestis veventibus intra viventia» («О вредителях, живущих внутри организмов») заметен первый намек на бунт Петра-Симона против отцовского намерения сделать его практикующим врачом. Диссертация была не столько о симптомах глистной инвазии и ее лечении, сколько о систематике плоских и круглых червей, причем с критикой линнеевской «Системы Природы», где таксономия класса червей, по мнению диссертанта 20 лет от роду, была неправильно построена, что в медицинской диссертации выглядело, мягко говоря, странно.

В Лейдене Паллас проводил больше времени за разбором зоологических и ботанических коллекций, собранных за два века в голландских колониях в обеих Индиях, нежели в прозекторской и больничных палатах. Потом из Голландии он отправился в Англию, где тоже изучал не замечательные английские госпитали, как ожидал его отец, а естественно-научные коллекции и провел свои первые самостоятельные исследования морских гидробионтов.

В попытке принудить сына вернуться в медицину его отец, сам в прошлом полковой хирург, выхлопотал ему должность военного врача в Голландии и велел сыну вернуться туда немедленно. Но к возвращению Палласа-младшего в Голландию Семилетняя война, в которой Англия и Голландия воевали на стороне Пруссии, закончилась, и Петр-Симон вернулся в Берлин, а оттуда, получив разрешение отца, который, похоже, устал направлять сына на путь истинный, снова вернулся в Голландию, где уже вплотную занялся зоологией. Здесь он провел три года, опубликовал несколько научных работ, главными из которых были «Elenchus Zoophitorum» («Классификация зоофитов») и «Miscellanea Zoologica» («Зоологический сборник»).

Здесь же, в Голландии, он был избран членом Лондонского Королевского общества (английской академии наук) и Императорской Римской академии естествоиспытателей в Галле и уже планировал экспедицию на мыс Доброй Надежды и в Индию. Но получил приглашение из России и в 1767 году уехал в Санкт-Петербург, чтобы возглавить экспедицию, снаряжаемую по повелению Екатерины II «в различные области Российской империи».

Академик для Сибири

Часто пишут, что его пригласила лично Екатерина, но это вряд ли. В полном списке корреспонденций Екатерины Великой, составленным Императорским русским историческим обществом в 1885 году, числятся четыре ее письма непосредственно Палласу и десять писем с упоминаем имени Палласа — Вольтеру, немецкому просветителю барону Фридриху Гримму и швейцарскому доктору Циммерману. Но самое ранее из всех них (Вольтеру) датируется 1772 годом, то есть написано императрицей, когда Паллас уже возвращался из экспедиции по России.

Скорее всего, приглашение Палласа в Императорскую академию наук было инициировано кем-то из академиков-немцев, благо их в академии много, благоразумно решившим вызвать молодого и энергичного «варяга» и взвалить на него всю ответственность за исполнение грандиозного плана императрицы за один раз изучить всю Россию. И все шло обычным бюрократическим путем. За исключением одного момента. По академическим правилам того времени новичок, если речь шла не об известном и признанном корифее наук, избирался сначала на должность адъюнкта академии («аспиранта», или соискателя академического звания по современной терминологии), и лишь потом при соответствующих научных заслугах его могли избрать академиком — ординарным (если имелась вакансия) или неординарным (внештатным).

В данном случае, как говорится, имел место торг между приглашаемым и приглашающей стороной — Императорской академией наук, который длился почти год. А закончился он тем, что весной 1767 года Петр-Симон Паллас, 25 лет от роду, с довольно скромным по академическим меркам научным багажом прибыл в Петербург и 1 июля 1767 года был избран ординарным академиком с должностью профессора естественной истории.

Подготовка к физической экспедиции Императорской академии наук заняла год. Летом 1778 года Паллас с основным отрядом экспедиции выехал из Санкт-Петербурга. Его маршрут пролегал по центральным губерниям, Поволжью, Прикаспийской низменности и далее Уралу, Западной Сибири, Алтаю и Забайкалью вплоть до Даурии. В общей сложности туда и обратно отряд прошел без малого 30 тыс. км. На обратном пути через Казань Паллас удачно разминулся там с Пугачевым. Паллас уже подъезжал к Петербургу, когда Пугачев взял Казань. Полтора века спустя Мандельштам в своих записных книжках 1931–1932 годов ерничал по этому поводу: «А ведь его благородие… мог попасть в лапы к Пугачеву. То-то он писал бы ему манифесты на латинском языке или указы по-немецки. Ведь Пугачев жаловал образованных людей. Он бы в жизни Палласа не повесил. В канцелярии Петра Федоровича сидел тоже немец, поручик Шваныч или Шванвич. И строчил: ничего...».

Академическая рутина

По возвращении в Петербург Паллас занялся приведением в порядок собранных в экспедиции огромных материалов и своих дневников, которые он отправлял в академию в ходе своего путешествия и которые еще некоторое время продолжали поступать сюда из отдаленных мест. Этим он и занимался следующие 20 лет, попутно исполняя свои служебные обязанности по академии, число которых постоянно росло, а также научные прихоти императрицы, как, например, составление сравнительного лексикона языков и наречий народов мира.

Об идеи единства всех мировых языков Екатерина прочитала в 1784 году в книге французского просветителя и духовного лидера французских протестантов Антуана Кура де Жабелена «Monde primitif: analyse et compare avec le monde moderne» («Первобытный мир: его анализ и сравнение с современным миром»). Загорелась этой идеей и написала барону Гримму: «Если бы г. Кур-де-Жебелен знал по-славянски или по-русски, он сделал бы еще больше интересных открытий». А поскольку тот по-русски не понимал и новых открытий не делал, императрица решила сама найти корни праязыка, на котором говорили люди до Вавилонского столпотворения, и поручила академии по-быстрому это сделать.

Палласу пришлось на время отложить дела по своему научному профилю и рассылать специальные анкеты губернским властям империи и за границу. Через два года вышел первый том языков и наречий народов Азии и Европы, а в 1791 году вышел четырехтомный «Сравнительный словарь всех языков и наречий, по азбучному порядку расположенный», труд довольно сомнительной научной ценности с точки зрения лингвистов.

Параллельно Паллас учил основам естествознания внуков императрицы Константина и Александра (будущего императора) и готовил к изданию публикации по результатам экспедиции, из которых наибольшую известность получило его «Путешествие по различным провинциям Российской империи» (1776), ботаническое описание империи «Flora rossica» (1786) и его опус магнум «Zoographia Rosso-Asiatica» (1811).

Платан на улице Ленина

В свою вторую и последнюю экспедицию Паллас собрался только через четверть века. В феврале 1793 года он выехал из Петербурга в Москву, а оттуда отправился на юг через Пензу в Царицын и Астрахань, проехал немного вдоль Кавказской линии, отделявшей тогда российские владения от немирных горцев, а затем через Новочеркасск, Таганрог и Мариуполь в октябре того же 1793 года прибыл в Крым, где остановился на зиму у своего коллеги члена-корреспондента Императорской академии Карла Габлица в его имении в деревне Чоргунь (ныне Черноречье) в 8 верстах от Балаклавы.

В следующем, 1794 году он проехал вдоль гряды крымских гор со стороны предгорья и, вернувшись осенью в Петербург, подготовил к печати «Tableau physique et topographique de la Tauride tire du journal d'un voyage fait en 1794» («Физико-топографическая картина Тавриды из дневника путешествия, совершенного в 1794 году»). Эта монография вышла в свет в 1795 году и открывалась посвящением князю Зубову, тогда всесильному фавориту Екатерины.

Эта поездка Палласа выглядела довольно странно для обычной научной экспедиции. В Крым Паллас отправился с женой (третьей по счету) и дочерью (точнее падчерицей) от первого своего брака. От второй жены у него было трое детей, но все умерли в младенчестве. Четвертым членом экспедиции в Крым был штатный рисовальщик академии, который фиксировал научные находки Палласа. Некоторые историки в XIX веке писали, что Паллас был вынужден покинуть столицу из-за каких-то интриг то ли при дворе, то ли в академии и его поездка в Крым была не академической командировкой, а путешествием за свой счет.

Трудно сказать, насколько это достоверно, интриги екатерининской эпохи — любимая область историков всех поколений вплоть до нынешнего. Но, скорее всего, крымская поездка Палласа была с его стороны разведкой места, где он решил провести остаток своей жизни на пенсии, если выражаться современными терминами. А его монография по геофизике Крыма, посвященная светлейшему князю Платону Зубову,— предлогом получить пенсион для спокойной работы над своими еще не завершенными трудами.

И ехал он в Крым не наобум, а к членкору академии Карлу Габлицу, который был еще и гражданским вице-губернатором Таврической губернии, обосновался в Крыму девять лет назад и имел здесь пожалованные ему Потемкиным имения в Судаке и Чоргуни. В Чоргуни, которая по имени ее владельца к тому времени уже назвалась Карловкой, и остановился Паллас с семьей. У гостей было время проконсультироваться с хозяином насчет условий жизни в Крыму, наиболее подходящих здесь мест для их обустройства и цен на недвижимость. С большой вероятностью были и просьбы к хозяину посодействовать им своей вице-губернаторской властью.

План Палласа сработал. В ответ на его просьбу откомандировать его в Крым императрица, а фактически светлейший князь Зубов, заменивший императрице умершего к тому времени Потемкина и имевший в наборе своих титулов и должностей Таврическое генерал-губернаторство, в 1795 году даровал академику Палласу имения Шули в Ай-Тодорской долине (ныне Терновка) и земли в Судакской долине под устройство виноградников и виноделен, а также 10 тыс. руб. на их обустройство, сумму, равную жалованию академика того времени за десять лет. Академическое жалованье Паллас, впрочем, тоже сохранил.

Интересно здесь то, что имения Палласа в Шули находилось всего в 5 верстах от имения Габлица, а виноградники в Судаке в буквальном смысле через забор. Кроме этого Паллас прикупил себе еще третье имение в деревеньке Калмук-Кара (ныне Дмитрово) в Симферопольском уезде, в 18 верстах от административного центра Крыма Ак-Мечети, уже переименованной в Симферополь, где была вице-губернаторская резиденция Габлица. Имения Палласа в Судаке и Шули и даже в Калмуке были хороши как дачи, но располагались далековато от местной власти, 18–20 верст по тем временам означало день дороги.

Потому по приезде в Крым Паллас с женой озаботились городской усадьбой в Симферополе и нашли прекрасный вариант — дворец калги-султана на берегу реки Салгир. Калга был первым по рангу сановником после крымского хана, своего рода вице-хан. Высшая власть к нему переходила только после смерти хана и длилась недолго, пока ханский престол не занимал очередной Гирей и его не утверждали в Стамбуле. Дворец бежавшего в Турцию калги был разрушен и обошелся Палласу сравнительно недорого.

После евроремонта в буквальном смысле этого слова семья Палласов вселилась в просторный, 20-комнатный каменный дом под черепичной крышей, с хозяйственными корпусами и флигелями и восьмигранной башней обсерватории. Паллас называл свою городскую усадьбу «Каролиновкой» по имени жены Каролины. Он прикупил к ней соседние участки и разбил большой сад. Сейчас здесь городской парк Салгирка, памятник садово-паркового искусства, он же — Ботанический сад Таврической академии им. В. И. Вернадского. Прикупал землю Паллас и в Ай-Тодорской долине, со временем его земельные владения в Крыму превысили тысячу десятин (гектаров). Словом, осваивался академик в Крыму, похоже, навечно.

Однако период крымского благополучия Палласа надолго не затянулся. Екатерина умерла, власть сменилась, и у академика начались неприятности с недвижимостью. Сразу после присоединения Крыма к России начался массовый исход татарского населения в Турцию. Но потом татары начали возвращаться. Часть спорных участков по решению суда Палласу пришлось вернуть прежним хозяевам в 1798 году, по остальным судебные тяжбы тянулись годами. В 1810 году Паллас попросил Академию наук предоставить ему бессрочный отпуск и с дочерью и внуком уехал в Берлин, где ему якобы было необходимо поторопить публикацию главного труда своей жизни «Zoographia Rosso-Asiatica». Через год он там умер. Жена его, Каролина, осталась в Крыму, потихоньку распродавая то, что можно было продать.

На сегодня здесь от Палласа остался только платан его имени, который растет в селе Чернореченском по адресу: ул. Ленина, 8, и охраняется государством. Память довольно эфемерная. По разным оценкам, возраст платана колеблется от 195 до 230 лет, так что посадил его Паллас или кто-то другой — большой вопрос.

Ася Петухова