выставка раритеты
В выставочном зале Успенской звонницы Московского Кремля открылась выставка "'Во утверждение дружбы...': Посольские дары русским царям". Поднесенные дипломатическими миссиями русским царям XVII века кубки, кувшины, булавы и конскую упряжь рассматривал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Для Музеев Кремля выставка про посольские дары и дипломатические отношения отнюдь не новый жанр: именно на эти темы по уже установившейся традиции высказываются декабрьские выставки музея. Обычно, правда, бывает немного по-другому: сначала выбирается государство, а потом подбирается экспозиция, освещающая историю дипломатических отношений России с этим государством. В этот раз выбирать стали не государство, а хронологию — 1613-1699 годы, с воцарения Михаила Федоровича до последнего посольства, побывавшего в Москве (а не в Петербурге). Вовлеченных государств при этом одиннадцать, включая Персию и Османскую империю. Откровенно говоря, кажется, что замысел выставки вообще продиктован не столько историей с географией, сколько желанием позаметнее показать богатство кремлевского собрания посольских даров. И смысл в такой точке зрения есть. То, что выставлено из этих даров в витринах Оружейной палаты, во-первых, лишь крохотная часть, а во-вторых — само обилие и грандиозность тамошней экспозиции как-то не очень способствуют тому, чтобы сосредотачиваться на подробностях того же, скажем, европейского художественного серебра.
На выставке же — из-за сознательной обобщенности взгляда и явном нежелании забираться глубоко в подробности как исторические, так и бытовые,— образовалось достаточное количество "воздуха", чтобы можно было спокойно и заинтересованно любоваться как раз подробностями. Они, кстати сказать, складываются в сущий путеводитель по меняющейся стилистике форм декора. Рядом оказываются и многочисленные образцы долгого северного маньеризма, и работы немецких ювелиров середины XVII века (иногда предвосхищающие рокайльную пластику, как в случае нарядного рукомойного кувшина, присланного от шведской королевы Кристины), и всевозможная торжественная утварь уже 1680-1690-х годов, когда барокко окончательно утвердилось, а вся Европа справляла победу над турками под Веной.
Кое-какие из предметов сделали бы честь и недавней выставке из Вены — "Сокровища Габсбургов" с экспонатами кунсткамер. Например, кубок нюрнбергской работы, преподнесенный царю Михаилу Федоровичу в 1644 году: у него чаша представляет собой китайскую фарфоровую пиалу (аутентичную), ножка — диковинно ветвящуюся коралловую ветку, ну а поддон — "гору" с "пещерами", населенную какой-то мелкой барочной живностью из серебра. Или кувшин нидерландской работы середины XVI века — подарок от польского короля, привезенный в 1651-м. Тулово у него сделано из трех соединенных раковин-"наутилусов" и декорировано до высокохудожественной ряби в глазах — тут и гермы Венеры, и профили Цезарей, и маскароны, и сатиры, и глазки, и лапки. А рядом еще и подарки из Персии и Турции, усыпанные рубинами и бирюзой, и пергаментные грамоты европейских монархов, своим декором спорящие с восточными драгоценностями, и небольшие гравюрки (чтобы рядом с кубком, подаренным от имени того или иного государя, можно было видеть его портрет).
Можно это вот так и воспринимать — как череду "чистых" произведений искусства. Но их художественная импозантность является только одной стороной подлинного положения дел: на другой стороне они тоже были изысканными образчиками искусства, только совсем другого — дипломатического. Тот XVII век, о котором идет речь на выставке, был столетием сплошных общеевропейских неурядиц — сначала жуть Тридцатилетней войны, потом русско-шведско-польский конфликт середины века (прежде всего по украинскому вопросу), потом турецкий натиск на Балканах. Каждая же перегруппировка союзов и коалиций сопровождалась вот такими вот посольствами, которые везли с собой не только черновики договоров, но и центнеры драгоценных подарков. Не в качестве взятки, о нет (нешто в той же Москве своего серебра не было). Просто монархи по негласному уговору обязывались демонстрировать друг другу не только бряцание оружия и геополитическую мощь, но и всяческую отесанность — так что, вопреки известной максиме "война — последний довод государей", последним доводом тогда часто оказывались цветистые речи, грациозные поклоны и изысканные изделия из чеканного серебра.