премьера балет
В Детском музыкальном театре имени Наталии Сац выпустили собственную версию "Лебединого озера". На этом длинном балете ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА недосчиталась лебедей и пожалела детей.
В репертуаре детского музтеатра "Лебединое озеро" появилось стараниями худрука труппы народного артиста Владимира Кириллова. Экс-премьер Театра Станиславского лет двадцать сам танцевал принца Зигфрида в родном театре и, кажется, мог бы сообразить, что в труппе, едва наскребающей дюжину лебедей вместо тридцати двух, придуманных классиками, за этот балет браться не стоит. Однако взялся, уверенно приписав свои экзерсисы Льву Иванову и Мариусу Петипа. Впрочем, автор лоскутной "детской" редакции забыл упомянуть Александра Горского (у которого позаимствовал ошметки па-де-труа), Владимира Бурмейстера (из спектакля которого прихватил пролог и эпилог, объясняющие, как нормальная принцесса превратилась в лебедицу, а в счастливом финале обрела человеческий облик) и Юрия Григоровича (у которого одолжил последнюю часть вариации Одиллии).
Музыкальный руководитель и дирижер постановки профессор Леопольд Гершкович внес в редакцию свою лепту, подкорректировав Чайковского,— переставил номера в третьем акте и предложил собственную версию четвертого. В исполнении его удивительно неслаженного оркестра опознать Петра Ильича так же непросто, как Мариуса Петипа в трактовке балетной труппы: громогласная медь легко заглушала жалкие потуги скрипочек, арфа вольно выписывала загадочные кренделя, а темпы оказались столь затянутыми, что Одетта могла испустить дух еще во время второго акта.
Исполнявшую эту партию госпожу Музыку было действительно жаль: эта девушка с волевым подбородком обладает очаровательно выворотной стопой и непоправимо завернутыми коленями, отчего кажется, что при любом неосторожном па балерина может порвать связки. Весь второй (лебединый) акт ее лицо хранило выражение кухарки, дочищающей вторую связку лука, зато в третьем (на балу) обрело осмысленную радость дошкольницы, дорвавшейся до гигантского кома сладкой ваты. Фуэте (сохраненное в должном месте) артистка усложнила поворотами a la seconde и тут же была наказана за самоуверенность — съехала в левую нижнюю кулису, остановившись на 28-м фуэте, чтобы не упасть.
Принц (господин Иванов) выглядел чахлым подростком с угловатыми коленочками и комариным прыжочком. Играя любовь, он прижимал ручки к сердцу, а пальчик к голове — дескать, разум отказывается служить. Проблеск искренних чувств сверкнул лишь раз, когда мама подарила ему арбалет на день рождения. Кавалерские обязанности этот принц выполнял с великим трудом: Одетту все-таки поднимал, а Одиллию уже не смог — в верхний арабеск ее выжал Злой гений. Исполнявший эту роль мощный раскосый господин Монтоев мог бы удавить хиляка двумя пальцами, но, подчинившись сюжету, пал по мановению его руки и окончательно загнулся под напором шеренги воинственных лебедей.
Их, дородных и доходяг, сутуленьких и по-боксерски широкоплечих, с кистями рук, сложенными самодеятельной лодочкой, и распущенными стопами, было, как уже говорилось, ровно двенадцать — слишком мало, чтобы изобразить хоть одну мизансцену из канонической редакции. К тому же бедным девушкам приходилось переодеваться в скоростном режиме — все они изображали еще и невест (вместо положенных шести местному принцу хватило и трех), похожих на горничных придворных дам и болтающих ножками "шутих", необходимых для того, чтобы позволить трюкачу-шуту перевести дух между кругом "козла" и порцией разножек.
Можно издеваться над несчастной труппой, вынужденной потакать амбициям своего руководителя. Можно предостеречь родителей от подделки, которую им выдают за подлинник. Можно посочувствовать детям, вынужденным без малого три часа высиживать это занудство. А еще лучше принять закон о защите национального достояния в области балета — как еще можно спасти публику от безвкусицы, а репутацию Льва Иванова и Мариуса Петипа — от поношения?