выставка фото
В московской галерее Gary Tatintsian открылась выставка Джоэла Питера Уиткина. На открытие выставки приехал сам знаменитый американский фотограф. Он прославился тем, что снимает трупы, и тем, что его фотографии выглядят как картины старых мастеров. Как одно совмещается с другим, пыталась разгадать ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Джоэл Питер Уиткин приезжает в Москву уже не в первый раз. Весной московская публика могла увидеть его персональную экспозицию на фестивале "Мода и стиль в фотографии". Тогда организаторы фестиваля постарались отобрать наиболее характерные, но в то же время и самые щадящие произведения Уиткина. В галерее Tatintsian сочли, что первый шок от встречи с творчеством художника местная публика уже пережила. Джоэл Питер Уиткин здесь представлен весьма разнообразно — как по техникам, так и по сюжетам.
На выставке есть и ранее не показывавшиеся в Москве цветные фотокомпозиции, сделанные в технике энкаустики — отпечатки покрываются воском и в несколько слоев раскрашиваются от руки. Результат производит фантастическое впечатление: понять, что из изображенного на картине нарисовано, а что — отображает помещенный перед камерой реальный объект, совершенно невозможно. Показана и графика Уиткина — подготовительные эскизы к фотокомпозициям, созданные в лучших традициях исторического сюрреализма и поражающие, казалось бы, принципиальной невозможностью перевести эти образы в фотографию.
Впрочем, вся эстетская и нарочитая рукотворность произведений Джоэла Питера Уиткина не может смягчить потрясения от того, что именно снимает американский фотограф. На кушетке в статуарной позе, скрестив ноги наподобие русалочьего хвоста, возлежит ровно половина мужского тела. По талии проходит разрез, столь ровный, что кажется, будто, как в фокусе с пилой, рассекающей пополам ассистентку факира, отсутствующую половину можно приставить заново — и воссоединившийся человек как ни в чем не бывало встанет и пойдет. Другое тело — почти целое, если не считать отсутствующей головы, покорно и величаво позирует, сидя на стуле. И только ужасающе банальные черные носки, почему-то оставленные на обнаженном трупе, напоминают о том, что перед нами не поврежденная статуя, а некогда бывший живым человек. Голова с чертами престарелого римского патриция, насаженная на старинный подсвечник, иронично и всепонимающе взирает на зрителя сквозь блестящую полумаску. Женская рука с пальцами, даже в старости сохранившими аристократическую тонкость, элегантным жестом пытается остановить антикварные часы — а с разреза, отделившего конечность на уровне предплечья, свисают гроздья винограда. В этом произведении господин Уиткин предлагает видеть не более и не менее как портрет Анны Ахматовой, которую он называет своей любимой поэтессой.
"Я видел смерть до того, как родился",— пишет Джоэл Питер Уиткин в комментарии к одной из своих работ. Фотограф считает, что еще в утробе матери видел смерть своей сестры — на восьмом месяце беременности у матери случился выкидыш. Впрочем, сама работа, в которой отразились столь жуткие пренатальные воспоминания, представляет как раз вполне живую модель: три соска, которыми фотограф наделил свою удивительно красивую героиню, символизируют его самого, а также его брата и ту самую нерожденную сестру.
Фотограф часто рассказывает, что свои первые снимки сделал на ярмарке в Кони-Айленде. Однако его фотографии с настоящими и сфабрикованными "чудесами природы" и по-оперному роскошно мизансценированным "анатомическим театром" настойчиво отсылают не к "цирку уродов", а к традициям высокого искусства, никогда не чуравшегося говорить о смерти, боли или уродстве.
Аллегорические "некроинсталляции" Джоэла Питера Уиткина вдохновили не одного режиссера хорроров и триллеров: отсылки к творчеству знаменитого фотографа можно увидеть и в "Семи", и в "Ганнибале", герои которых практикуют убийство как высокое искусство. Но сам художник отнюдь не пытается напугать зрителя и вовсе не желает быть этаким демоническим нигилистом, для которого нет ничего святого. И хотя одна из его композиций, представленных на московской выставке, называется "Пуссен в аду", он вовсе не считает, что художники заслуживают преисподней,— просто Уиткин, по его словам, хотел показать, что и после смерти Пуссен,где бы он ни был, продолжает творить.
Убежденный католик, Джоэл Питер Уиткин говорит о смерти, так как он верит в бессмертие. Именно поэтому считает себя вправе предъявлять тот самый труп, от которого так хотело бы избавиться современное сознание, "вытеснившее" смерть как нечто неудобоваримое и едва ли не непристойное.