фестиваль музыка
В рамках фестиваля "Владимир Спиваков приглашает..." в Большом зале консерватории в сопровождении камерного оркестра "Виртуозы Москвы" и хозяина фестиваля за пультом выступила сопрано Индра Томас. В зале недоумевала ВАРЯ Ъ-ТУРОВА.
Больше, чем музыку, Владимир Спиваков любит только одно — амплуа всеобщего благодетеля. Будучи блестящим менеджером, Владимир Теодорович нашел самый короткий путь к всеобщей любви — он приглашает в Москву звезд музыкальной сцены, прежде до России не добиравшихся. Поэтому появление в программе нынешнего фестиваля американской певицы Индры Томас не то чтобы удивляло.
К певицам у маэстро вообще особое, я бы сказала трепетное, отношение. Вспомнить хотя бы предыдущие фестивали "Владимир Спиваков приглашает...", когда московской публике показали легендарную Джесси Норман. Или, к примеру, серию юбилейных концертов маэстро, в одном из которых приняла участие Инва Мулла. Нынешняя вокальная знаменитость и моложе двух предыдущих оперных див, и в славе тягаться с ними не может. Возможно, именно поэтому вместо полноценного сольника ей выделили лишь чуть больше получаса "Пяти песен на стихи Матильды Везендонк" Рихарда Вагнера.
В первом же отделении — что называется, для затравки — играли Моцарта: "Дивертисмент ре-мажор" и Фортепианный концерт #17. Говоря попросту, чуть ли не самые веселенькие моцартовские сочинения. С весельем у Владимира Спивакова всегда было в полном порядке, его Моцарт обычно нравится тем слушателям, в сознании которых этот венский классик существует как этакий балагур, франт и кокетка. Сложнее приходится тем, кто хочет от этой пусть даже и легкой, но не совсем глупенькой музыки, скажем, остроумия. Или, допустим, тонкости.
По счастью, ровно эти тонкость, остроумие да еще невычурный блеск и обаяние все же можно было уловить, ведь фортепианную партию отдали одному из лучших интерпретаторов моцартовских концертов — Алексею Любимову. Другое дело, что, совпадая в сильных долях и даже изображая вполне слаженный ансамбль, солист и оркестр на самом деле играли два концерта двух Моцартов, не имеющих друг к другу никакого отношения.
Судя по миролюбивой реакции зала, публику такое положение дел вполне устраивало, к тому же интригу ждали от второго отделения концерта. И дождались.
"Пять песен" были написаны, как следует из названия, на стихи возлюбленной Рихарда Вагнера госпожи Везендонк. Чтобы не вдаваться в подробности их романа, который, кстати, был одной из самых романтических love story XIX века, замечу лишь, что две песни именно из этого камерного цикла послужили эскизами к лучшей и самой трагической вагнеровской опере — "Тристану и Изольде".
Даже если не знать об этой музыке больше ничего, можно смело предположить, что музыка эта, мягко говоря, довольно эмоциональная. А если не преуменьшать, то и вовсе душераздирающая. И вот появилась на сцене роскошная негритянка в бриллиантах и белом атласном шарфе, встала, улыбнулась ослепительными зубами, открыла рот — и ничего не произошло.
Нет, сопрано ее зажурчало мягенько, высоко и очень красиво. Верхние ноты летели над залом, а нижние были теплыми и густыми. Но музыки не получалось, только изумительные ноты — одна за другой. Еще больше удивляло, что Индра Томас будто и не пыталась добавить своему пению мысли, характера или элементарной фразировки. Она искренне наслаждалась звукоизвлечением. Зал погрузился в легкую дремоту — ощущение настолько же приятное, насколько и не соответствующее исполняемой музыке. К примеру, поет певица следующий текст: "В смерти — семя жизни новой./ Зреет счастье в море слез./ Ах, я рад, что рок суровый / Столько скорби мне принес". А ощущение от исполнения — что приехала, допустим, какая-нибудь звезда босановы и поет, предположим, про бразильские берега. Что в пьянящем "Ангеле", что в безысходной пьесе "В теплице" Индра Томас легким движением голосовых связок сооружала одну и ту же звуковую массу, больше всего похожую на screensaver — и красивый, и расслабляющий, и экономящий энергию. Увы, абсолютно бессмысленный.