премьера кино
В московском Доме кино прошла премьера фильма "Итальянец", выдвинутого от России на соискание "Оскара", вопреки сравнительно малоизвестной фамилии режиссера Андрея Кравчука. Картина о поисках матери детдомовским мальчиком идеально соответствует оскаровским параметрам по содержанию, однако ленфильмовскую ее стилистику ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА сочла слишком скромной и неброской.
Американские киноакадемики — они ведь сами как дети малые: оживляются, когда им под нос подсовывают яркие разноцветные погремушки и громко агукают. Написанный же Андреем Романовым сценарий при всем его замахе на сказку со счастливым концом недостаточно сентиментален и рассчитан не на бурные слезы умиления, а на тихое, сдержанное сопереживание и благостную печаль. Что касается визуальной стороны, то "Итальянец", снятый давнишним сокуровским оператором Александром Буровым в спокойной сероватой гамме, рискует расплыться перед усталыми глазами киноакадемиков невыразительным бесформенным пятном.
В фильме много меланхоличных ракурсов сквозь запотевшие, залитые дождем, немытые стекла; хмурые околопитерские пейзажи накрыты мутной пеленой, сквозь которую не проникает ни один луч солнца. Посреди этой безрадостной равнины, покрытой грязноватым подтаявшим снегом, застревает с пустым баком джип, везущий улыбчивого Роберто в ушанке и его жену присмотреть русского ребенка для усыновления и немного скрасить серые детдомовские будни конфетами в сверкающих фантиках. Дети высыпают на дорогу и толкают машину до места назначения — несколько отдающий слащавым символизмом эпизод, но сглаженный отстраненной интонацией повествования.
В "Итальянце" нет нарочитых ужасов детдомовского житья и зверских издевательств над безответными подкидышами. Их коммунальное существование, напоминающее модель зоны в миниатюре, описано как нечто обыденное, без всякого надрыва и даже с элементами юмора: особенно удались авторам образы детдомовских директоров. Один жалеет, что не стал космонавтом, другой — что полковником, и оба в общем-то хотят своим подопечным добра, да только помочь ничем не могут, кроме беззлобных замечаний: "Чего ты без шапки? У государства голову твою лечить денег нет!" Да и своего рода "дедовщина", присутствующая в отношениях между старшими и младшими, не лишена элементов дружеского участия, а то и родительской заботы. Нормальная, в общем, социальная структура, в которой каждому отведено свое место: мальчики моют машины на заправке, красивая девочка обслуживает дальнобойщиков, добрая девочка читает малышне на ночь "Винни Пуха".
Литературные аллюзии в "Итальянце" носят необязательный и непринципиальный характер. Нет, например, никакого скрытого смысла в том, что главного героя зовут Ваня Солнцев — авторы перестраховались и заставили одного из персонажей напомнить о "Сыне полка", хотя для тех, кто этого не помнит, фильм ничего существенного не потеряет. Когда Ваня, решивший разыскать мать, пускается в бега с помощью малолетней проститутки, покупающей ему на общаковые деньги красную курточку, то в сочетании с прихваченной из детдома азбукой сын полка трансформируется в персонажа сказки про золотой ключик. И опять же авторы дожимают свой литературный намек для тупых: по дороге хулиганы отбирают у Вани курточку и деньги, приговаривая что-то про Буратино. Функции Карабаса-Барабаса и Лисы Алисы совмещает торговка детьми, видимо, какая-то чиновница из РОНО в исполнении Марии Кузнецовой — образ мог получиться отталкивающим или комическим, но до конца не получилось ни то, ни другое. Легкий привкус иронии возникает, если вспомнить, что Кузнецова играла Крупскую в "Тельце" Александра Сокурова, а теперь в хищной леопардовой кофточке сидит под портретом Надежды Константиновны и высчитывает, сколько тысяч евро придется "вернуть заказчику" ввиду сорвавшейся из-за пропажи товара сделки.
"Итальянец" настолько зауряден во всех своих проявлениях, что никаких сомнений в счастливом исходе Ваниного путешествия не возникает. Встреча матери и ребенка абсолютно неизбежна, так что даже смысла ее показывать нет, и хотя бы краешек, тень или силуэт обнаруженной матери увидеть не удастся. На фоне просветленного детского лица закадровый голос зачитывает письмо героя другу, отправившемуся вместо него в солнечную Италию, и из письма следует, что воссоединение Вани с когда-то бросившей его гражданкой Солнцевой прошло без сучка без задоринки, так что об итальянских апельсинах патриотичный русский ребенок ни капельки не горюет. Конечно, все хорошо, что хорошо кончается, однако "Итальянец" мог бы приподняться над стереотипами и проявить не принадлежность к общей породе трогательных историй про сироток, а показать свой индивидуальный характер — при менее карамельной концовке. Например, подкидыш посмотрел бы в глаза матери и сказал: "Бросила меня, значит, да? Ну и сиди в своей больничке медсестрой, а я в Италию поехал" — после чего развернулся бы и с высоко поднятой головой ушел навстречу своему заграничному счастью. Но авторы "Итальянца" — слишком позитивно мыслящие люди, чтобы признать за шестилетним ребенком такую мстительность и злопамятность.