премьера балет
На новой сцене Большого прошла премьера одноактных балетов, посвященная юбилею Майи Плисецкой. Театр предъявил новую работу Алексея Ратманского "Игра в карты" и смог восстановить легендарную "Кармен-сюиту" в постановке Альберто Алонсо. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА считает важными обе премьеры.
Причиной беспримерного ажиотажа стали не премьеры Большого, а присутствие на них Майи Плисецкой. Появившись в центральной ложе, 80-летняя балерина приветствовала зал своими неподражаемыми "ручными" поклонами, и стоячая овация перед началом спектаклей оказалась едва ли не оглушительнее финальной. Однако обе премьеры, показанные в рамках фестиваля "В честь Майи Плисецкой", отнюдь не времянки, подготовленные к "дате". Эти спектакли имеют принципиальное значение для труппы Большого и его публики.
"Игра в карты" Алексея Ратманского едва ли станет любимицей зрителей, несмотря на то что худрук Большого занял в спектакле всех лучших молодых балерин труппы. На первый взгляд, этот одноактный балет в трех частях ("трех сдачах") на музыку Стравинского — сущий пустячок, веселая молодежная кутерьма с специфическими балетными "приколами" и шуточками, понятными только посвященным. Никакого сюжета и картежных мотивов — недаром сам хореограф назвал свой опус "балетом о балете", а сценограф и художник по костюмам Игорь Чапурин обрамил танец стильной рамой геометрических плоскостей, одев артистов в лаконичные комбинезоны и платьица, меняющие цвет от фиолетового к горчичному в каждой очередной "сдаче".
Первый взгляд — не значит ошибочный: остроумное вышучивание балетных амплуа, традиционных комбинаций па, знаменитых мизансцен и актерских взаимоотношений — любимое занятие хореографа Ратманского, которому он с азартом балетного отличника предавался и в своем первом успешном балете, "Прелестях маньеризма", и во многих последующих. В "Игре в карты" тем для шуток множество: вот танцовщики с тупой серьезностью выпрыгивают в одиноких jete, фиксируя приседание после прыжка,— такими упражнениями балетных людей пытают с пятого класса школы и вплоть до самой пенсии. Вот с дикой скоростью парни "чешут" бесконечные заноски — так по традиции кончается любой классический тренаж. Вот балерина под рукой кавалера дрожит ножкой в battus, каждый раз оперативно впадая в томность — явно репетирует финал адажио из "Лебединого озера". К общебалетным "приколам" добавились внутритеатральные: каждого из 15 солистов худрук Ратманский показал в его личном амплуа. Лирическая инженю Светлана Лунькина сильфидой порхает в обрывках адажио; решительная Мария Александрова повергает в трепет сразу семерых кавалеров; всегда готовая к пластическим трансформациям Анастасия Яценко каждое игривое соло завершает позой умирающего лебедя; а сорви-голова Наталья Осипова "отрывается" в невероятных прыжках.
Разглядеть подробности в этом танцевальном калейдоскопе нелегко даже тренированному глазу. Асимметричная композиция сложна, как музыка Стравинского,— мелькают трио, квартеты, секстеты; партнеры меняются партнершами, темп танца зашкаливает за все апробированные нормы. Танцдействие развивается одновременно в разных углах сцены, а в комбинациях сплетаются движения, считавшиеся несочетаемыми. В "Игре в карты" неоклассический танец развивается как модернистский — великий абстракционист Мерс Каннингам мог бы дивиться успешным внедрением своих принципов на сцену самого традиционного русского театра. Игривый "пустячок" выглядит настоящим манифестом нового русского балета — новой техники, новой композиции и нового типа танцовщиков. И неслучайно среди 240 артистов Большого обнаружилось только 15 человек, годных для такого эксперимента.
Однако значимость "Игры в карты" осталась незамеченной — главным источником премьерного волнения стала возобновленная "Кармен-сюита". С облегчением следует признать, что знаменитый балет все-таки не устарел, декорации и костюмы по-прежнему захватывают, а в идеально выстроенной хореографии нет ни одного случайного па — балет в Большом возобновлял сам хореограф, 88-летний Альберто Алонсо.
Главной проблемой стал кастинг. Роли распределили по статусу: Кармен досталась Светлане Захаровой, Хосе — Андрею Уварову. Этот выбор вызывал сомнения еще до премьеры: балерина Захарова славится роскошным телом и великолепными ногами, но никак не актерским мастерством, а ее постоянный партнер — академизмом и уравновешенностью. На спектакле оба боролись не только со своей природой, но и с предубеждением балетоманов. Их было почти жаль. Светлана Захарова мобилизовала весь свой темперамент, улыбалась во весь рот, стреляла глазками в публику, сильно виляла бедрами и резво размахивала руками, рисуя портрет "свободной цыганки". Она сладострастно улыбалась и жмурилась, обкручивая Тореодора божественной ножкой, в сцене гадания попеременно изображала тревогу, ужас и решимость идти до конца, а на нож бежала, как Джульетта за ядом. Лучше всего у нее получилась сцена обольщения Тореодора, где за хлопотами адажио балерина позабыла о необходимости хлопотать лицом.
Примерный семьянин Андрей Уваров танцевал с обручальным кольцом на пальце и выглядел воспитанным кавалером, которого заставили публично щупать свои ляжки и который страдает от подобной непристойности. Пируэты и помыслы его были чисты, лик страдальчески-благообразен, жесты пафосны и трафаретны. Комичен оказался и напыщенный Тореодор в исполнении грузноватого Марка Перетокина — самый дохлый бык расправился бы в одну минуту с таким нереактивным противником. Жалкой и малозаметной тенью мелькал по сцене Рок (Юлия Гребенщикова), обратив на себя внимание лишь заваленными поддержками в финальном дуэте с Тореодором. И лишь сдержанный, резкий, внимательный к деталям Коррехидор (Виталий Биктимиров) не посрамил воспоминаний о былой мощи этого спектакля.
Плохо не то, что нынешние артисты недотягивают до уровня предшественников: в конце концов, подобные сравнения просто некорректны — масштаб личности не тот. Плохо то, что наши современники выглядят удивительно старомодно в этом живом и актуальном спектакле — для них, погрязших в штампах балетной классики, постановка 40-летней давности до сих пор остается недоступно авангардной. Зрители увидели настоящую Кармен только тогда, когда на сцену вышла Майя Плисецкая и, заваленная цветами, повела бедром и вскинула руку.