балет
В Киеве прошли гастроли Санкт-Петербургского государственного академического театра балета. Один из самых популярных российских балетмейстеров Борис Эйфман представил два своих не самых новых балета — "Братьев Карамазовых" и "Дон Кихота". Итоги гастролей подводит АННА ВЕСЕЛОВСКАЯ.
В Киеве Борис Эйфман показал не новые спектакли. Оба балета — и "Братья Карамазовы", и "Дон Кихот" — не просто драматичны и сюжетны, а могут служить неким пособием по превращению балетных абстракций в танцевальную конкретику.
Пытаясь сократить огромную дистанцию между романом Сервантеса и балетом Минкуса, Борис Эйфман заменил дивертисментную основу старого спектакля новой сюжетной линией. Легендарного идальго он поместил в сумасшедший дом и представил как предводителя безумцев, на время покинувшего лечебницу. Такой ход позволил создать внутри этого балета два параллельных мира, которые никак друг с другом не пересекаются и не взаимодействуют. Оно и неудивительно, ведь здесь сталкиваются два хореографических антипода. С одной стороны — бравурное и темпераментное наследство Петипа. С другой --скульптурно-изобразительный хореографический язык самого Эйфмана, возникающий из гротескного, юморного танца душевнобольных, их детских шалостей и безобидных игр, представленных в виде пластических разминок. Впрочем, киевляне явно отдали предпочтение эрзац-классике и грохотали аплодисментами после знаменитой вариации Китри, в которой виртуозная техника была подменена обычным бытовым танцем.
Нарочитая, выспренняя и патетичная хореография Бориса Эйфмана, сосуществующая в "Дон Кихоте" рядом с цитатами и адаптированными фрагментами из классического спектакля, в "Братьях Карамазовых" стала не только средством показа и пересказа событий — она подменила собой и сам сюжет. Движение и танец в целом Эйфман преподносит здесь как некий социальный жест. В отличие от привычного балетного театра, через хореографию передаются не конкретные эмоции героя, его сиюминутные чувства, а характер и склад личности вообще.
В случае с "Братьями Карамазовыми" Борис Эйфман, определив таким образом свои хореографические задачи, ушел от многих сложнейших проблем великого текста. И Карамазовы, и Грушенька, и Катерина Ивановна — это персонажи-маски, явленные через характерный танцевальный жест то ли цыганочки, то ли русской плясовой, то ли истеричного экстаза с заламыванием рук. Балет у Эйфмана слишком показной: многослойные "Карамазовы" дробятся на отдельные танцевальные эпизоды, выстраиваемые в линейном порядке. Сюжет получается слишком уж однозначным, а звучащие подобно слоганам цитаты из романа превращают экзистенциальные метания героев Достоевского в морализаторство на уровне букваря.
Между тем, остановившись в смысле самой балетной лексики на позициях позднего шестидесятничества, Борис Эйфман достаточно радикально обновил балетную пластику. Множество разнообразных, почти спортивных поддержек и обилие практически цирковых трюков придают обоим балетам дополнительную эмоциональную подпитку. Героев распинают и растягивают на веревках, тюремной решетке, огромном столе и, в конце концов, на кресте, а экспрессивные замирающие позы, словно стоп-кадры, удваивают динамику последующих движений.
Когда же в подобном экспрессивном режиме существует и кордебалет (в труппе Эйфмана практически безупречный), то спектакль непременно захватывает и накрывает зрителя мощной эмоциональной волной. Эйфмановской массовке одинаково хорошо поддается и разухабистый кабацкий пляс, и напряженный сдержанный механистичный танец, тогда как особый, накручиваемый танцовщиками, словно в ансамбле пляски, раж заставляет не замечать однообразия движений.
Вот так, пожалуй, на каждый из огрехов найдется в спектаклях Эйфмана что-то положительное: закрыв глаза на "шагастую" с изломанными руками, танцующую "на подхвате" Китри Алины Солонской, главное — успеть открыть их, когда на сцене появится великолепный трагикомичный Дон Кихот Александра Рачинского. Можно неприятно удивиться банальной символике цветов и расхожему крою костюмов, но одновременно и порадоваться удачному лаконизму и многофункциональности сценографии Вячеслава Окунева. А публицистичность пластических решений в эмоциональном порыве и вовсе можно проглотить — ну просто как глоток свежего воздуха.