Последние действия правительства России и заявления ее официальных лиц дают основания предполагать, что экономическая политика в стране в обозримом будущем будет определяться целями жесткой финансовой стабилизации. С 15 октября отменены все дотации производителям зерна и освобождены цены на хлеб. В субботу лидер правящего движения "Выбор России" Егор Гайдар заявил о необходимости проводить экономическую политику, основанную на монетарных принципах. Выступая вчера на открытии Международной конференции по банковскому делу в России, премьер Виктор Черномырдин фактически подтвердил слова своего первого заместителя, заявив о решимости кабинета несмотря на спад производства проводить курс на удорожание кредита.
Насколько вероятен такой сценарий? При всем уважении к словам экономических лидеров страны он представляется все же наименее вероятным. И не только потому, что реализация жесткой финансовой политики может ухудшить имидж исполнительной власти в преддверии выборов. И после выборов в Федеральное собрание монетаристская политика будет играть, скорее всего, подчиненную роль, уступив приоритетное место структурной политике, инфраструктурным преобразованиям и созданию цивилизованного рыночного законодательства.
В России шоковая терапия не лечит "инфляцию издержек"
До сих пор попытки бороться с инфляцией издержек с помощью жестких финансовых ограничений в России к успеху не приводили. Государственные предприятия уходят от кредитных ограничений с помощью взаимного кредитования (что находит отражение в кризисе неплатежеспособности). Вследствие этого оказываются малоэффективными спросовые ограничения, что позволяет предприятиям и дальше повышать цены, снижая объемы производства. Рост цен на фоне падения производства вызывает новый виток инфляции издержек, сводя на нет дефляционный эффект кредитных ограничений.
В конечном счете все упирается в вопрос институциональный — как внедрить в практику процедуру банкротства неплатежеспособных предприятий. Правительство заявило о намерении приступить к оформлению долгов предприятий через векселя. Однако сама по себе эта мера вряд ли приведет к запуску процедуры банкротства и перелива капиталов. Потенциальными банкротами, по оценкам министра финансов Бориса Федорова, являются 35-40% общего числа предприятий. По другим оценкам, их больше половины. В любом случае неясно, где найти инвесторов, которые отважились бы скупить векселя хотя бы части этих предприятий. Без внедрения залогового права, развития института частной собственности на землю, стабильной и согласованной налоговой политики векселя не получат материального обеспечения и доверия инвесторов. С другой стороны, развитое залоговое право и гарантии свободных операций с земельными участками сами по себе представляют некую альтернативу принудительной векселизации как способа безэмиссионного разрешения проблемы неплатежей. Эта частная проблема показывает, что приоритетное значение в макроэкономической политике российского правительства объективно приобретают инфраструктурные преобразования и нормативная база. Потенциальных инвесторов не столько беспокоит инфляция, сколько отсутствие стабильных правил игры, частые изменения которых (например, в сфере налогообложения) ориентированы на улучшение лишь формальных макрофинансовых показателей.
В свою очередь, развертывание инфраструктурных преобразований и реформа системы законодательного обеспечения будут внутренне согласованными только в рамках стратегии развития национальной экономики, определения ее места в системе международного разделения труда. Пока же у правительства, судя по всему, нет окончательного представления о национальных экономических приоритетах.
Стабилизационная программа — слабое стратегическое оружие
В рамках концепции финансовой стабилизации вряд ли вообще возможно разработать систему долгосрочных национальных экономических приоритетов. Составляющее основу стандартных стабилизационных программ "финансовое программирование" ориентируется на показатели банковского сектора и внешней торговли, и уже по этой причине использование разработанных на этой основе показателей в качестве критериев макроэкономической политики требует больших оговорок. Тем более что сами эти показатели вторичны. В частности, они не полностью учитывают динамику нефинансовых факторов. Они малопригодны для перспективного планирования, традиционно опирающегося на влияющие факторы — трудовые ресурсы, производственные фонды, госинвестиции и фактические показатели технологической эффективности, — ориентируясь в основном на краткосрочную перспективу, определяемую временными рамками текущих платежных балансов.
В условиях российской экономики, подавляющая часть индустриального сектора которой создает отрицательную добавленную стоимость (закономерный итог при стремительном переходе плановой экономики к ценам, близким к мировым), использование узкоформальных критериев программ стабилизации закономерно приведет к деиндустриализации страны. Неудивительно, что на этой основе единственным приоритетом национальной экономики прочно стал топливно-энергетический комплекс, где выполняются указанные жесткие критерии. Однако вряд ли курс на "упрощение" структуры экономики может служить основой национальной экономической стратегии.
Сколько стоит стать Нигерией?
В долгосрочном плане сохранение финансовой стабилизации в качестве приоритета всей экономической политики приведет к сползанию России в узкую нишу страны — экспортера нефти и газа. Реализация подобного сценария "бушменизации экономики" обернется растратой значительных интеллектуальных и финансовых ресурсов, которые окажутся искусственно вытесненными из других секторов хозяйства.
Опыт ряда стран, имеющих сходную специализацию на мировом рынке — в частности, Нигерии и Венесуэлы, — показывает, что узкая сырьевая специализация национальной экономики в международной торговле сочетается с неэффективной экономикой "неформального сектора" (мелкая торговля, кустарное производство и т. д.), призванного вобрать часть излишка финансовых и трудовых ресурсов. "Неформальный сектор" в его латиноамериканском или африканском варианте во многом представляет собой социально-экономический отстойник, подверженный хроническому эффекту перерасхода ресурсов (прежде всего дешевого неквалифицированного труда). Разорению большинства участников этого сектора препятствуют лишь низкая оплата труда, экономия на качестве продукции и услуг, уклонение от налогов.
Если судить по тенденциям развития мелкого бизнеса и сферы услуг в современной России, в случае обвальной деиндустриализации в ней будет создано нечто столь же малоэффективное. Стихийное разрушение неэффективных секторов крупной индустрии будет порождать возникновение столь же неэффективных секторов мелкого производства товаров и услуг.
Привез ли Борис Ельцин японский опыт?
Во многих странах, добившихся высоких темпов экономического роста во второй половине XX века, именно государство выступило в роли активного регулятора и источника финансовых ресурсов на начальном этапе модернизации. Об этом свидетельствует, например, опыт Японии и некоторых новых индустриальных стран (Бразилии, Южной Кореи). При этом во всех этих странах были разработаны программы национальных приоритетов и создана достаточно жестко централизованная система контроля за их реализацией. Меры по финансовой стабилизации носили разную степень жесткости, однако во всех странах они были подчинены задачам структурной перестройки экономики.
Например, в Японии в конце 40-х годов реализация программы бюджетной стабилизации (так называемого "плана Доджа", предусматривавшего достижение сверхсбалансированного — с превышением доходов над расходами — бюджета) была тесно увязана с программой национальных экономических приоритетов. "Плану Доджа" предшествовали интенсивные финансовые вливания в избранные приоритетные отрасли — угольную и металлургическую. Последовавший за ними рост физических объемов производства привел к ценовой стабилизации в начале 1949 года — к моменту одобрения мер бюджетной стабилизации. Последняя лишь закрепила тенденцию макроэкономической стабилизации, параллельно создав механизм управляемого перераспределения ресурсов в пользу приоритетных секторов. В данном случае не критерии краткосрочной финансовой и внешнеэкономической эффективности подсказали выбор отраслей, а наоборот, сначала были определены стратегические приоритеты, а затем под них были найдены адекватные макроэкономические инструменты, в том числе и финансовые.
России, возможно, придется прибегнуть к "двойной бухгалтерии"
До декабря 1993 года российское правительство, по всей видимости, вынуждено будет проводить осторожный курс, балансируя между требованиями международных финансовых институтов и стремлением обеспечить удачный для президента исход выборов в новый парламент. Вместе с тем уже в этот период, помимо достижения ближайших политических целей, правительство может отрабатывать и более долгосрочные сценарии "сбалансированной" политики, попытаться наладить механизм увязки политики финансовой стабилизации с другими мероприятиями и программами, к числу которых в первую очередь следует отнести капиталоемкую программу модернизации национальной металлургии, разработанную в аппарате первого вице-премьера Олега Сосковца. Данная увязка означает по сути совмещение методов дефицитного финансирования (поскольку главным финансовым источником станет, вероятно, печатный станок) с соблюдением формальных макрофинансовых ограничений (определенного процента бюджетного дефицита, квартальных лимитов кредитования).
Ограничения можно несколько ослабить, надавив на МВФ. Возможности для этого есть. В этом отношении показательно недавнее выступление советника по национальной безопасности при президенте США Энтони Лэйка (Anthony Lake) перед представителями международных финансовых институтов, в котором он подверг резкой критике применение ими завышенных стандартов в отношении стран Восточной Европы.
Бюджет можно сформировать, "укрыв" в нем значительные суммы. Сейчас в Министерство финансов пришли такие маги бюджетного программирования, как Сергей Алексашенко и Александр Починок (бывший председатель планово-бюджетной комиссии упраздненного ВС), которые в состоянии добиться на бумаге "оптимальных" показателей бюджета. Кроме того, российское правительство может обратиться к традиции бывшего союзного правительства, прибегнув к "помощи" ресурсов различных внебюджетных фондов.
Если эти предположения верны, то политика финансовой стабилизации, благополучно почив в качестве приоритетной цели макроэкономической политики, возродится в новой роли — она станет компонентом структурной политики, выполняя функцию перераспределения ресурсов в пользу национальных приоритетов и инфраструктурных преобразований. Жесткость или мягкость мер финансовой стабилизации будет определяться финансовыми потребностями приоритетных сфер хозяйства, а не идеей-фикс "борьбы с инфляцией до победного конца".
АЛЕКСАНДР Ъ-СЛАВУК