премьера балет
Главная сенсация французской балетной осени — мировая премьера балета "Калигула". В качестве хореографа дебютировал кумир парижан, танцовщик-звезда Никола ле Риш. В переполненном зале Palais Garnier ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА, прослушав десятиминутную овацию после спектакля, убедилась, что нет более преданных балетных фанатов, чем французы.
Для балетмейстерского дебюта 33-летний танцовщик выбрал кровавую историю четырехлетнего правления римского императора Гая Калигулы, заранее пообещав стереть все клише, накопившиеся вокруг этого персонажа за последние две тысячи лет. Собственно, в ХХ веке французские интеллектуалы только это и делали, и в результате их усилий психопат и садист преобразился в нонконформиста и мученика, в одиночку сражавшегося с несовершенством мира и собственными недугами.
Из всех литературных источников молодой хореограф выбрал Светония и Ролана Барта, выстроив либретто из тщательно подобранных цитат: сюжетную фактуру предоставил римский историк, ее интерпретацию — французский философ. Структуру сочинения начитанный танцовщик позаимствовал у классицистской трагедии, разделив непрерывные полтора часа действия на пять условных "актов" и сопроводив постановку музыкой из "Четырех сезонов" Антонио Вивальди.
Сценограф Даниэль Жаннето придумал стильное минималистское оформление, символизирующее гнет тоталитаризма: приземистые, крашенные оранжевой краской деревянные колонны запирают кулисы справа и слева, глухой черный задник лишь изредка приоткрывает ослепительно белую лестницу, а над всей сценой угрожающе низко провисает исполинское полотнище — этакая удушливая подушка неба. В костюмах выдержать стилистическое единство ему не удалось: римские сенаторы в мягких сапогах-ичигах, черных штанах и колетах с серебристым намеком на латы похожи на грузинский танцевальный ансамбль. Калигула в пурпурном коротком трико и колете без рукавов напоминает пляжных мальчиков из висконтиевской "Смерти в Венеции", а танцовщица, обозначенная в программке как Луна и Непосредственный Эрос, носит короткую пышную юбочку наподобие балеринки Дега.
Намерение хореографа одновременно и рассказывать, и комментировать сюжет превратило спектакль в сущий ребус. С историей Никола ле Риш справился с чисто балетной наивностью. Калигула у него вышел избалованным, но благородным мальчишкой, который мечтает об идеальной любви, играет в театре вместе с мимом Мнестром и дразнит трусливых ханжей-патрициев. Роль императора, доверенная самой юной звезде Парижской оперы — Матье Ганьо, построена на хрустальных па классического танца, то есть обезличена по природе. Когда романтический красавец вытягивает в адажио свою длинную прекрасную ногу, застывает в безупречном арабеске, взмывает в образцовом перекидном jete, видно, что помыслы его высоки, а преступления — чистая условность. Вот Калигула заставил сенатора Херею (Вильфрид Ромоли) замереть на одной ноге и повыше задрать другую — метафора унижения, вот оторвал рукав от куртки патриция — метафора изнасилования, распорол колет у другого — метафора убийства (под колетом оказалась красная тряпка, обозначающая вылезшие кишки). Такой же бутафорской оказалась и сцена гибели самого императора — самая комичная в балете: сенаторы помахали кулаками над присевшей на корточки жертвой и освободили сцену для финальной вариации. Смертельно раненный Калигула старательно (но неумело) исполнил два двойных assemble, аккуратный круг jete en tournant, допрыгал до авансцены, оскалился в публику — и умер.
Затравленных шаловливым императором сенаторов хореограф изображает без особой симпатии, одаривая их самыми расхожими приемами современного танца — благо Никола ле Риш перетанцевал спектакли всех корифеев ХХ века: тут и раскоряченные вторые позиции, и стопы "утюжком", и "волны" корпуса, и завернутые ноги, и мелкая дрожь тел. И все же в исполнении Вильфрида Ромоли — кряжистого танцовщика с лицом крестьянина, главного в Парижской опере специалиста по современному танцу — даже эти штампы выглядят живее и осмысленнее, чем стерильная классика вариаций императора.
Со старобалетной прямолинейностью расправившись со Светонием, хореограф запутался в философских хитросплетениях. В дуэтах Калигулы с Луной-Эросом (эту партию Никола ле Риш отдал любимой жене — Клермари Оста) хореографических идей оказалось немного, зато конкретных подробностей предостаточно. Небесное тело с нервными повадками порочной девственницы беззастенчиво динамило несчастного юнца, то щеголяя ножками перед самым носом, то истерично вырываясь из его объятий — до тех пор, пока тот не сворачивал Луне шею: бездыханное тельце небесного светила распростерлось у ног Калигулы. Напротив, вполне реальный мим Мнестр в исполнении звездного Лорана Илера превратился чуть ли не в воплощение античного Рока — так завораживающе дефилирует по просцениуму этот актер-харизматик, способный загипнотизировать публику одним движением пальца. А любимый конь императора, тот самый, которому исторический Калигула выстроил мраморный дворец и которого чуть не сделал сенатором, оказался в балете олицетворением инцестуальной любви. В этом "коне", хоть и одетом в кожаное платьице, трудно признать покойную сестру императора — уже очень натурально он гарцует с мундштуком в зубах, когда император на длинном поводе выгуливает его по сцене. Однако с программкой, подкрепленной цитатой из Барта, не поспоришь — призвав на помощь все силы воображения, можно принять прозаичные вожжи за невидимую пуповину, связывающую кровных родственников.
Глава парижской балетной труппы Брижитт Лефевр любит и ценит своих звезд: Никола ле Риш — уже третий танцовщик в звании etoile, которому она доверила постановку полнометражного балета. Весь Париж сбежался смотреть, как знаменитый танцовщик справился с новой ролью. Удивительно, но кажется, что "Калигула" оказался очень личным высказыванием — Матье Ганьо танцует и императора, едва не погубившего Рим, и самого Никола ле Риша, равно готового и возложить на себя триумфальный венец хореографа, и пасть под ударами неблагодарных балетных критиков.