Сегодня вечером в Санкт-Петербурге состоится оглашение так называемого short-list, финального списка претендентов на премию Букера за лучшую русскую книгу прошедшего года. Жюри предстояло выбрать несколько названий из большого списка. включавшего тридцать восемь наименований. Ситуацию перед промежуточным финишем русского Букера этого года комментирует литературный критик ВАСИЛИЙ Ъ-ЛИТВИНОВ.
Когда в прошлом году из многих достойных жюри выбрало победителем писателя Марка Харитонова, автора романа "Линии судьбы, или Сундучок Милашевича", произведения откровенно скучноватого и не содержащего каких-либо творческих открытий, многие только руками развели. А бескомпромиссная "Независимая газета" даже мрачно предсказывала: еще пара таких сомнительных решений, и авторитет Букера будет утрачен надолго. Дело, однако, объяснялось просто: в финале столкнулись два безусловно достойных награды кандидата — Людмила Петрушевская и Владимир Маканин, и, как водится, премию получил третий.
Прикидывая, как будут развиваться события на этот раз, прежде всего можно посетовать на нашу журнально-газетную литературную критику. Это парадоксально, но именно критика была помощницей жюри в последнюю очередь — хорошо еще, если она ему не мешала. Увлекшись самоутверждением, она сделала большой список кандидатов не предметом серьезного и благожелательного рассмотрения, а мишенью для иронии, насмешек, а то и откровенно издевательских эскапад. В последние месяцы по поводу кандидатов можно было узнать, что такого-то "читать невыносимо", другому с фамилией Шульман "никогда ничего не светит в российской прозе", третьего можно сравнить с героем "Записок сумасшедшего". Едва ли это конструктивно для самой критики, получившей в виде букеровского списка отличный шанс для сравнений и обобщений. Тем более если учесть, что среди претендентов есть авторы крайне мало располагающих к ерничеству вещей. Таковы, например, "Чайки" Петра Алешковского или "Воскобоев и Елизавета" Андрея Дмитриева.
Характерно, что едва отзвучали первые восторги по поводу появления у нас этой премии, которая столь оживила литературный процесс, ввела в него элемент соревнования и заронила во многие писательские сердца надежду поправить свои материальные дела хотя бы на несколько лет, как раздались скептические голоса. Слушая их, можно подумать, что большей беды, чем Букер, для российской словесности еще не было придумано со времен татар. Критик Бондаренко заявил, что патриоты никогда не встанут с протянутой рукой перед западными мясными королями. Поэт Ваншенкин возмутился самим ритуалом присуждения, копирующим, надо заметить, собственно английский ритуал присуждения "английского букера", когда все пять-шесть соискателей с заготовленной лекцией лауреата в кармане ожидают своего приговора под взорами толпы и телекамер. Наконец, писатель Лимонов заявил, что когда б присудили премию ему, он бы ее не принял, поскольку это "унизительная колониальная премия в поощрение русским туземцам — как бушменам или папуасам". Впрочем, Лимонов горячился зря: ни в том году, ни в этом его в списках кандидатов не было. Между тем, номинаторов этого года трудно заподозрить в тенденциозности: в тщательном отборе книг-претендентов принимали участие писатели, критики, слависты не только из России, но и из Англии, Израиля, США.
Возвращаясь к попытке прогноза, можно пойти самым надежным путем, делая ставку на проверенные имена наших "классиков". Действительно, среди соискателей есть фигуры первого ряда: Фазиль Искандер, Виктор Астафьев, Борис Можаев, Абрам Терц, Семен Липкин. Но на этом пути весьма легко и споткнуться. Дело в том, что мы весьма причудливо раздаем лавры и поношения. Вот пример: в этом году на премию выдвинут роман Анатолия Кима "Поселок кентавров" — вещь, при всей ее изобразительной изощренности и социальной метафоричности, явно не дотягивающая до уровня замечательной "Белки", почти полностью в свое время замолчанной. Владимир Маканин в этом году представлен повестью "Стол, покрытый сукном и с графином", представляющей собой всего лишь добротно выполненный памфлет, тогда как прошлогодний "Лаз", вещь действительно глубокая, остался ненагражденным. Впрочем, если Маканину что-то и присудят, то тем самым отобьют сладкую для критиков тему "беспредела" всех и всяческих жюри.
Делать ставку на живых "классиков" недальновидно и вот еще почему. В прошлогодний короткий список попал, скажем, — к полнейшему недоумению многих — Владимир Сорокин, представлявший "концептуальную" словесность. Действительно, видеть это имя рядом с именами Маканина или Петрушевской было непривычно, да и неуютно, но всем было ясно, что лауреатство ему не грозит: Сорокин был представлен публике скорее всего лишь с целью продемонстрировать эстетический "плюрализм" жюри. В этом же году вещи, которые молодые критики охотно причисляют к очередной "новой волне", представлены в большом списке весьма богато. Это роман Алексея Слаповского "Я — не я" — в нем сплетены ирония с бесовщиной и антиутопия с откровенным "стебом", повесть Анатолия Королева "Голова Гоголя", роман "Омон-Ра" Виктора Пелевина, которого называют одним из лидеров последнего призыва прозаиков из толстых журналов. Наконец, "Накануне накануне" Евгения Попова, писателя, записанного было в негласный предварительный список кандидатов на звание "мэтра", но нежданно выступившего на сей раз в роли — чуть старомодной уже сегодня — концептуалиста-ниспровергателя. Кто знает, быть может нынешнее жюри уже доросло до восприятия постмодернистской литературы, и в коротком списке окажутся некоторые из этих имен, что, разумеется, оставит меньше простора "классикам".
Между тем, остается открытым и некий "третий" путь, и он не представляется таким уж маловероятным. Дело в том, что в списке есть еще один роман, наделавший немало шума — книга молодого автора из Смоленска Олега Ермакова "Знак зверя". Это первое у нас "крутое" и безмерно эмоциональное повествование об "Афгане", появившееся год назад на страницах "Знамени". Напоминающее по стилю орнаментальную прозу "Серапионовых братьев" — Каверина или Всеволода Иванова — книга эта является одновременно не менее страшным документом афганской бойни, чем "Цинковые мальчики" Светланы Алексеевич. Роман Ермакова сразу по появлении вызвал немалый интерес западных издателей и уже переведен на несколько языков. Впрочем, именно этот международный успех может повлиять на выбор жюри в неблагоприятную для автора сторону — в прошлом году, во всяком случае, букеровское жюри проявило явную склонность "провоцировать" появление новых имен и представлять авторов, до тех пор мало известных широкой публике. Доживем, однако, до вечера, и всем гаданиям придет конец.