Вчера, 20 сентября, на улице Верней в 7-м округе Парижа открылся дом-музей певца, композитора, поэта Сержа Генсбура (1928–1991), который создала его дочь, актриса Шарлотта Генсбур. Тридцать два года спустя после смерти отца она отдала дом его фанатам, много лет оставлявшим на стене перед запертыми воротами свои признания в любви. О музее рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Музей Сержа Генсбура открылся за стенами, на которые тридцать два года фанаты выплескивали свою любовь
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ
Музей Сержа Генсбура открылся за стенами, на которые тридцать два года фанаты выплескивали свою любовь
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ
Дом Сержа Генсбура наконец-то открыт. Впрочем, для тех, кто не позаботился с весны, все равно что закрыт. Это ведь не музей, а дом, городская квартира в сто тридцать метров, в комнатах которой с трудом разойдутся два человека. На один сеанс не более десяти посетителей. Новых билетов ждать до нового года — и то если очень поспешить.
В квартире, которую Генсбур купил в 1968 году, англичанка Андре Хиггинс создала для него предельно театральный интерьер в цветах ранней Таганки: стены, затянутые черным, белые двери и наличники, черно-белые квадраты на полу. Сейчас любят ничего не значащий белый, Серж Генсбур прекрасно чувствовал себя в черном. От этого пространство кажется еще меньше, комнаты еще теснее. Не студия, не мемориал, а квартира, в которой жили: ее комнаты густо, но при этом на удивление аккуратно заполнены мебелью и разными ценными для хозяев вещицами.
Фонд музея — 25 тысяч предметов, но «сокровищ» почти нет. «Человек с головой капусты» Клода Лаланна, скульптура, с которой Генсбур чувствовал родство. Рукопись «Марсельезы» Руже де Лиля, которую Генсбур купил, перепев национальный гимн на мотив регги. Остальное — автографы, обложки, счета за вино, фотографии, почеркушки песен, пластинки и диски.
Большой портрет Брижит Бардо, ради которой строился этот дом, стоит рядом с пианино — за ним и для нее была написана песня «Je t’aime — Moi non plus», тут же перешедшая к Джейн Биркин. У нынешних посетителей есть возможность побывать не только в гостиной, где принимали друзей и журналистов, но и подняться на второй этаж. Там была детская под низким потолком, спальня Джейн Биркин, которую Генсбур превратил в мемориал, его кабинет — скорее угол с высоким креслом, книгами и пишущей машинкой на столе. И вторая спальня, в которой он умер 2 марта 1991 года, лежа на левом боку, сердечный приступ во сне. Можно заглянуть в крошечную кухню, в которой если и можно что-нибудь свободно приготовить, так это черный-черный кофе.
Едва ли, засыпая навсегда, Серж Генсбур думал, что он умирает в своем музее. Это был дом, к которому он относился как к дому и всегда в него возвращался.
Иногда на бровях под руку с полицейскими, с которыми он продолжал вечер, выпрашивая сувениры на память — полицейские значки и даже наручники до сих пор сохраняются в его коллекции.
Фото: Alexis Raimbault / Maison Gainsbourg
Фото: Alexis Raimbault / Maison Gainsbourg
Фото: Pierre Terrasson / Maison Gainsbourg
Фото: Pierre Terrasson / Maison Gainsbourg
Удивительное ощущение капсулы времени оказалось поддержано тем, что туда нельзя попасть просто так, когда захотелось. Можно только заказать билет, как на самолет в прошлое. И то, если еще остались места. Вам предложат, правда, в качестве утешения зайти в находящийся рядом выставочный зал. Там сейчас проходит выставка одной песни «Je t’aime — Moi non plus», а в магазине продаются диски, плакаты, книги. А также одежда, любимые Генсбуром Lee Cooper и Repetto, тут каждый поймет, влезет ли он в джинсы героя и его тапки.
Рядом находится бар, названный «Генc-баром», где днем можно съесть полезный бутерброд, а вечером крепко выпить в память о бывших хозяевах дома: самого Генсбура и Джейн Биркин, которая в этом году — по общему мнению, обидному для всех последующих ее мужчин — вернулась-таки к своему Сержу на небесах.
Но главное ведь не бар и не выставка, а сам дом, в котором дети и жены не осмеливались тронуть ни одной вещи, даже окурка в пепельнице. Такое впечатление, что в семье боялись этого черного-черного мавзолея и его привидений. Об этом Шарлотта Генсбур записала экскурсию-исповедь-признание в любви, которое выдается счастливчикам вместе с наушниками перед визитом. Ей пришлось договариваться с семьей и друзьями, выкупать помещения по соседству, искать деньги: большую часть из €6 млн дали частные лица, в том числе Saint Laurent, 800 тыс. выделил регион Иль-де Франс, 45 — Национальный центр музыки. Последовала работа с музейной командой — должно быть, очень болезненная, потому что Шарлотта долго защищала себя, стараясь не слушать песни отца, не видеть его в кино и не читать его биографии, приходя в его дом лишь в очень редкие, особенные моменты. Смерть Джейн Биркин 16 июля не стала поводом отложить открытие. Казалось, Шарлотта спешила. Отдать этот дом музейщикам и посетителям значило завершить еще один этап и без того слишком затянувшегося прощания с отцом.
У нее получился странный музей, который невозможно описать и невозможно сохранить ни в памяти, ни во времени, сколько бы мелочей ни осталось на прежних местах. Сама Шарлотта рассказывает, что больнее всего ей видеть след от ягодиц отца на продавленном диване. Гораздо более сильное чувство, чем при виде плиты на Монпарнасском кладбище, куда она не любит ходить.
Ну а тем, кто нескоро попадет в гости к Генсбуру, можно посмотреть на пришедших в музей мать и дочь в ленте «Джейн глазами Шарлотты», чтобы получить полное о нем представление. Женщины говорят там о запахе, который тридцать лет оставался в доме. Я уже не почувствовал, он первое, что исчезло.