обозреватель
В международной политике порой происходят вещи, которые не могут не вызвать улыбки. Только что Москву покинул советник Джорджа Буша по национальной безопасности Стивен Хэдли, визит которого, как поведали российские официальные лица, продемонстрировал "активное взаимопонимание" и "конструктивное сотрудничество" Москвы и Вашингтона. Среди прочих вопросов господин Хэдли обсуждал здесь и Сирию. И вот мы видим самый последний пример этого "активного взаимопонимания". США вместе с Великобританией и Францией готовы поставить сирийский вопрос в Совете Безопасности ООН. Россия категорически против введения санкций против Дамаска. И это несмотря на то, что сирийские власти упорно не желают сотрудничать с ООН в расследовании убийства ливанского премьера Рафика Харири. При этом чем решительнее наши западные партнеры, у которых лопнуло терпение, хотят привести в чувство непонятливого сирийского лидера Башара Асада, тем решительнее мы готовы встать на его защиту.
Между тем история с Сирией очень напоминает историю с Узбекистаном. Вот США и Европа вводят санкции против Ташкента, так и не добившись от него сотрудничества с международным сообществом в расследовании событий в Андижане. А кто против такого расследования и, соответственно, санкций? Опять Россия, записавшаяся в адвокаты Ислама Каримова. На Западе задают вопросы, им что-то неясно с Андижаном. Зато нам все ясно, и мы лишних вопросов не задаем. А в подобных расследованиях видим попытку внешнего вмешательства. В итоге чем сильнее американцы и европейцы давят на Ташкент, тем решительнее мы пытаемся нейтрализовать это давление. Жмем на все кнопки, развивая сотрудничество с Ташкентом "по всем азимутам", невиданными доселе темпами.
Еще один пример — Иран. Америка и примкнувшая к ней Европа считают, что Тегераном, как и Дамаском, впору заняться Совбезу. Против — все та же Россия. У нее, как всегда, масса возражений и оговорок. Москва непреклонна: торг здесь неуместен. Так Сирия, Узбекистан и Иран выстраиваются в одну цепочку. Если одно событие можно назвать случайностью, а два — совпадением, то три события — уже тенденция.
В последнее время мы часто слышим о том, что у Москвы и Вашингтона могут быть разные взгляды на демократию, но при этом в их сотрудничестве есть составляющая, которая является его стержнем. Это — борьба с международным терроризмом. Здесь мы вроде как в одной лодке, поскольку сталкиваемся с общими "угрозами и вызовами". Но чего стоит эта несущая конструкция нашего стратегического партнерства? О каком единстве можно говорить, когда одна страна (или группа стран) хочет разобраться в том, не является ли убийство ливанского премьера актом государственного терроризма, а другая страна, по сути, этому противится? Никак не удается вписать в логику общей борьбы с международным терроризмом и то, что происходит вокруг Ирана или Узбекистана.
В общем, остается только многозначительно улыбаться и ждать новых проявлений "активного взаимопонимания" на ниве "конструктивного сотрудничества".