Мировая кинообщественность отмечает 80-летний юбилей старейшего голливудского режиссера и продюсера Стэнли Крамера (Stanley Kramer). Пройдя еще до войны путь монтажера, редактора, сценариста в кинокомпаниях MGM/UA и Columbia, отслужив в киноотделе американской армии, Крамер основал в 1947 году кинофирму, впоследствии названную Stanley Kramer Productions.
В 1955 году Стэнли Крамер дебютировал в режиссуре. Все наиболее знаменитые его фильмы посвящены острым социальным, расовым и военным конфликтам, а также столкновениям идеологическим: "Не склонившие головы" (1958, в нашем прокате — "Скованные одной цепью"), "На последнем берегу" (1959), "Пожнешь бурю" (1960), "Нюрнбергский процесс" (1962), "Этот безумный, безумный, безумный мир" (1963).
Не случайно звездный час Крамера-режиссера пришелся на рубеж 50-60-х годов. Не только у нас, но и в Америке это было время оттепели, сменившей заморозки маккартизма и холодной войны. С самого начала Крамер проявил себя голливудским диссидентом, заслужив поощрительную статью в советском Кинословаре (издание 1966 г.). В ней сказано: "Участвовал как продюсер в пост. ф.: 'Очаг храбрых' (1949, реж. М. Робсон), проникнутого духом протеста против расизма; 'Чемпион' (1949, реж. М. Робсон), показывающего звериные нравы америк. спорта; 'Смерть коммивояжера' (по одноим. пьесе А. Миллера, 1951, реж. Л. Бенедек). В этих ф. критика капиталистич. общества была весьма ограниченной, однако К. подвергся травле, а руководители 'Американского легиона' потребовали бойкота выпущенных фирмой К. фильмов".
Словарь умалчивает о некоторых не вполне героических подробностях контактов К. с комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Косвенное отражение этой ситуации можно найти в фильме "Пожнешь бурю" — по материалам "обезьяньего процесса" 1925 года, когда учитель колледжа был осужден за преподавание теории Дарвина. Заработав, подобно многим своим коллегам, психологический комплекс потенциальной жертвы "охоты на ведьм", Крамер впоследствии, когда реакция отступила, предпринял немало усилий, дабы доказать свою политическую корректность левого толка. Фактически он один из классиков, заложивших краеугольный камень этого понятия в послевоенном культурном сознании.
Между тем близилась пора заката старого Голливуда, к которому Крамер принадлежал несмотря на все свое диссидентство. Пришли "молодые разгневанные", приведя на экран битников, хиппи, беспечных ездоков и полуночных ковбоев, оставив зияющую пустоту на месте американской мечты. Впрочем, им тоже была уготовлена короткая дистанция. Голливуд возродился, как Феникс из пепла, не только соорудив новые, но и призвав из прошлого целую вереницу полузабытых мифов и культовых фигур. Крамера, похоже, нет среди них: он слишком рационален, слишком по-европейски гуманен и не несет для американцев аромата здоровой чувственной ностальгии. Ему отдают должное, но не испытывают душевной привязанности.
Не то в России — на его второй родине. Став любимым персонажем официозной кинокритики, гостем МКФ и большого проката, Крамер во многом сформировал представление об Америке "добитлового" и даже "битлового" поколений советских людей, быстро потерявших надежду жить при коммунизме. Зрителей, перекормленных идеологическим кино, не очень-то возбуждал социальный пафос крамеровских фильмов. Гораздо важнее была их фактура, антураж и физиогномика, все-таки резко отличные от доморощенных образцов политкича.
Трудно забыть благородного негра Сидни Пуатье, прикованного цепью к белому товарищу по несчастью; не менее благородного Спенсера Трэси — судьи на процессе в Нюрнберге; излучающего особый эротизм в ролях негодяев Максимилиана Шелла и эротичную в любом возрасте и обличье Марлен Дитрих. В благодарной памяти народа осталась эксцентричная комедийная тусовка "Безумного мира", предвосхитившая и недолгий отечественный взлет жанра — в фильмах Леонида Гайдая. Даже поздние работы Крамера, отодвинутые на периферию логикой кинопроцесса, все же находили отклик в России: и "Благослови зверей и детей" (1971) с чудесными бизонами, и "Оклахома как она есть" (1973) с чудесной Фэй Данауэй в роли акулы капитализма. Несмотря на свою плакатную близость соцреализму, а может, как раз благодаря ей, Крамер занял прочное место в сердцах россиян. Недаром один из шлягеров "Наутилуса" зовется "Скованные одной цепью", а в другом поется, кажется о ней — о застойно-киношно-крамеровской Америке: "Гуд бай, Америка, о, где я не был никогда..."
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ