Накануне московской премьеры фильмов "Добро пожаловать в кукольный дом" и "Перевертыши" режиссер ТОД СОЛОНЦ дал интервью АНДРЕЮ Ъ-ПЛАХОВУ.
Солонц похож на омоложенного Вуди Аллена, только на градус менее темпераментного, еще более мизантропичного и еще сильнее проникнутого "генетическим еврейским пессимизмом". На нем фирменные джинсы, дешевая клетчатая рубашка, поношенные кеды, старомодные часы и очки, на почти лысой голове — клочок вздыбленных волос. Он говорит медленно и тихо, иногда кажется, что прямо сейчас на ваших глазах заснет. Но вдруг оживится и нервно хохотнет.
— Два фильма, которые вы представляете в Москве, можно обозначить по жанру как молодежные трагедии. В других картинах вы тоже рассказываете о семейных драмах, отчуждении между детьми и родителями. В этом есть что-то личное?
— Да нет, личное вряд ли, в моей семье ничего такого уж особенного не происходило, она из тех, что называют благополучными. Но вообще говоря, семья вырождается. Люди без аппетита обедают, с тоской ходят на работу, готовы убить себя. Произошла какая-то дисфункция, возник моральный вакуум. Хорошая идея, чтобы у каждого ребенка было двое родителей, но получается иначе.
— Откуда вам это известно?— Я жил в пригороде, там все перед глазами, весь этот мир двухэтажных домиков с участками. В эти двери и окна не надо даже заглядывать, достаточно иметь воображение. Плюс общение с одноклассниками: уже тогда я стал свидетелем кошмаров и депрессий. Да я и сам хорошо понимал, что такое одиночество: у меня не было ни сестер, ни братьев. Не обязательно даже перешагнуть рубеж восемнадцати лет, чтобы познать жизнь с ее самыми мрачными моментами. Потом все повторяется, в сущности, ты уже не открываешь ничего нового.
— Но вы не утратили чувства юмора. И недаром назвали один из своих фильмов "Счастье". Похоже, счастье есть?
— Моим героям мир часто кажется трагичным, но они способны и улыбнуться, посмеяться над собой. Только так можно повзрослеть и смириться с жизнью. Я с теми, кто готов смеяться вместо того, чтобы плакать, и знаю, что среди зрителей таких людей достаточно много. На определенном уровне мои фильмы — комедии, только это комедии деградации.
— Еще одна проблема, которую вы постоянно затрагиваете,— мультикультурность и расизм.
— Я не хотел заниматься этим специально. До сих пор нет ответа, должны ли люди смотреть друг на друга с точки зрения расы. Но ясно другое: что не должно быть коммерческой эксплуатации расового мотива, в том числе и в кино.
— Как вы работаете с актерами?— Легко и просто. Мы говорим с ними обо всем, никогда не боремся. Для меня проблема возникает только при монтаже, когда приходится выбрасывать отличные актерские куски.
— Как возникла идея "Перевертышей"?— По-английски mum и dad — слова-полиндромы, перевертыши. Отсюда все и пошло. Вообще, когда начинаешь писать сценарий, в какой-то момент замечаешь, что не ты выбираешь историю, а, скорее, она выбирает тебя.
— "Кукольный дом" получил приз на фестивале в Санденсе. Фестивали помогают независимым режиссерам в продвижении их фильмов?
— С точки зрения бизнеса и карьеры — помогают. Но это противоречит целям и природе искусства. Великое полотно не должно быть отмечено призом, чтобы оказаться в музее.
— Каковы ваши отношения с бизнесом? Другими словами, какими бюджетами вы оперируете в своих фильмах?
— "Кукольный дом" и "Счастье" стоили около одного или двух миллионов. Самым дорогим был "Сказочник" — около семи миллионов, это, по сути, уже студийный фильм.
— У вас не было желания продолжить работать с большими студиями и проектами? Или, отказавшись от своего правила, взяться не за свой, а за чужой сценарий?
— У меня много желаний, но проблема в том, что мои сценарии всегда почему-то побеждают.
— Я не спрашиваю, были ли в вашей семье выходцы из России. Но скажите, повлияла ли на вас русская культура? Например, структура "Счастья" вызывает в памяти "Трех сестер"...
— А я и не скрываю, (говорит по-русски.— Ъ: "Мой де-душ-ка из Одессы"). Все мои предки из Восточной Европы. Что касается культуры... Ну да, я читал Достоевского, Толстого, Чехова, знаю Эйзенштейна и Сокурова, видел фильмы Михалкова. Но говорить, что на меня что-то повлияло...
— Оставим русских. У кого из режиссеров вы учились — прямо или косвенно? Как овладели профессией?
— Моих учителей вы все равно не знаете, они не слишком-то известны. В Америке в киношколах учат не так, как в Европе. У нас не говорили о творчестве и только задавали вопросы типа "За сколько можно арендовать эту съемочную площадку?", "Почем этот штатив для лампы?". Режиссеры? Их много, если начну всех перечислять... Бергман, Трюффо, Тарковский. Но я узнал их, когда уже повзрослел и сформировался. Америка — страна, где нет большого международного проката, и мы немного невежественны. Я вырос в субурбии, не забывайте, а там в кино не ходят, зато часами просиживают перед телевизором. Вот это оказало на меня реальное влияние.
— Вы — законченный пессимист? Или все-таки нет?Солонц снисходительно ухмыляется. На лице написано: ну сколько можно все растолковывать этим идиотам.
— Для других я стараюсь быть дружелюбным и приятным. А внутри? Если проснулся утром, это уже удача.