Другое дело нехитрое

"Русский балет" представил "Чехова, Баланчина и других"

премьера балет

В Концертном зале имени Чайковского труппа "Русский балет" Вячеслава Гордеева показала премьеру балетов "Большой вальс" и "Черный монах", объединив их под названием "Чехов, Баланчин и другие". ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА не опознала никого из них.

Автор "Большого вальса" Тамаз Вашакидзе некогда трудился в "Русском балете" артистом, затем закончил петербургскую консерваторию уже как балетмейстер, а ныне растит кадры для грузинского балета в качестве худрука балетной школы. Свою московскую премьеру он посвятил самому знаменитому балетному грузину — Джорджу Баланчину, пообещав в либретто раскрыть "образ мастерской балетмейстера". "Образ" состоял из Художника (солист балета Большого театра Андрей Евдокимов), одетого в черные атласные штаны и белую блузу-рубашку, и его Музы (солистка "Русского балета" Людмила Коновалова) в отороченном бриллиантами белом хитоне и с бриллиантовой диадемой в волосах. Прославленная музыкальность Баланчина выражена "образом" рояля, воплощенным многолюдным женским кордебалетом в белых платьях, и четырьмя мужчинами во фраках (на должное количество "черных клавиш" народу, вероятно, не хватило). В тишине пролога Художник, сидя на полу, созерцает выстроившийся в шеренгу "рояль". Затем, под музыку Иоганна Штрауса и следуя указаниям либретто, "клавиши покинут свой стройный ряд и закружатся в ритмах полек и вальсов, сочиняемых гениальным поэтом танца".

Как выяснилось в ближайшие полтора часа, "гениальный поэт танца" не может связать и двух балетных слов. То есть буквально: ежели на сцене делают одно па, то уж не меньше 16 раз — все вместе и каждый в отдельности, вдоль рампы и по диагонали. Тут явно сказалась педагогическая деятельность господина Вашакидзе — на уроках в балетной школе именно так задалбливают движения. Трудно сказать, что помешало хореографу завершить учебный процесс, соединив элементарные па в сколько-нибудь осмысленные комбинации, то ли плохая успеваемость артистов "Русского балета", то ли ограниченность собственных познаний в области классического танца.

Художник и Муза, которым были поручены фигуры посложнее, состояли между собой в самых невинных отношениях. Так, в конце нехитрых партерных поддержек Муза на забывала кокетливо отлеплять руки партнера от своей талии, да и Художник был больше озабочен собственными jete en tournant, чем снующей по сцене вдохновительницей. Конец урока был предсказуем: "рояль" застыл в неподвижности, Художник уселся на пол, а Муза осенила его благословляющим жестом. Жаль только, что принципиальный господин Вашакидзе не догадался списать домашнее задание у Джорджа Баланчина — ведь шпаргалки в виде кассет с записями балетов мэтра доступны каждому неофиту.

"Черный монах", поставленный латвийским хореографом Индрой Рейнхолде на микст из Прокофьева и Шостаковича, оказался вдвое короче "Большого вальса" и уже поэтому вдвое лучше. Хотя балетный Чехов и приобрел несколько странный вид. Магистр философии Андрей Коврин превратился в нервного тинейджера, мучимого проблемами пубертатного периода (о чем свидетельствовали его судорожные соло). Представительный и рослый Черный монах (Максим Фомин) помогал бедняжке с ними справиться, ориентируя на упорядоченную семейную жизнь. В первом любовном адажио Коврина с Татьяной он даже временно заменил присевшую на корточки даму, чтобы избавить подопечного от вполне простительной нерешительности. Впрочем, эротический аспект любви хореографу развить не удалось: в исполнении субтильного Александра Глушакова каждая поддержка — хоть взваливание балерины на плечо, хоть перекатывание ее через спину — превращалась в подвиг преодоления. "Грезы" Коврина — босой женский кордебалет в телесного цвета комбинезонах — "грезили" тоже в общепоэтическом ключе, грациозно поднимая ножки в разных направлениях. А четыре "двойника" героя являлись как раз вовремя, чтобы синхронно попрыгать за вконец обессилевшего артиста.

Трудно представить, что заставило руководителя "Русского балета" выпустить на публику такого Баланчина и такого Чехова. Можно лишь догадаться, что так и не признанный хореограф Гордеев приложил немало усилий, чтобы о его собственных балетах вспомнили с ностальгией.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...