Нынешняя неделя завершает сезон летне-осенних международных кинофестивалей. Последний из них только что завершился в Токио. Ранее кинематографисты встречались и показывали свои работы в Локарно, Венеции, Монреале, Торонто, Сан-Себастьяне. Фестивальный сезон отыгран и на территории бывшего СССР. Помимо широко разрекламированного "Киношока", впервые состоялся фестиваль стран Черноморья в Тбилиси. Началась подготовка будущих международных киновстреч в Калининграде и Алма-Ате, объявил о своем намерении стать международным Открытый российский кинофестиваль.
В то время как в охваченном рецессией западном мире урезаются фестивальные бюджеты, у нас инфляция, кажется, только множит престижные кинособытия. Не удивительно: в наших условиях это не только promotion, но чуть ли не единственная форма существования кинематографа. Если он не американский.
Это также удобный повод для актеров напомнить о себе, для режиссеров — шанс получить приз, для журналистов — отличная возможность совместить работу с туризмом за чужой счет, для бизнесменов — прослыть меценатами.
То же самое есть и на Западе, с одной лишь разницей: в чудодейственную силу фестивалей там уже никто не верит. Зато залы полны — и на иранских фильмах, и на африканских. Зато помимо тусовочных и конъюнктурных решаются очень конкретные, прицельно культуртрегерские задачи. Одна из них — не дать стереть с кинокарты шестую часть мира, очертания которой заметно размылись в отсутствие железного занавеса. Раньше кино, производимое в этой закрытой зоне, было оснащено той или иной сверхидеей: мощью тоталитарной идеологии, личной смелостью автора-диссидента или, на худой конец, метафизической загадкой русской души. После того как рухнул последний, перестроечный, миф, наше кино окончательно вышло из моды. И потребовались особые усилия преданных ему людей, чтобы оно вовсе не исчезло из культурного обихода.
Ибо кино, говорящего само за себя безо всякой посторонней помощи, в России больше нет. По экономическим причинам стали невозможны постановочные картины со спецэффектами и массовками. По причинам психологического порядка все реже появляются художественно оформленные продукты обыденного сознания — комедии, мелодрамы, семейные истории. А те, что появляются, совершенно не рассчитаны на контакт с публикой, с головой погружая ее в маньеризм, эклектику и тотальный негативизм.
Исчезновение мейнстрима — кино широкого общедоступного профиля — тотчас же сказалось на программах больших международных фестивалей, резко сузивших "русскую квоту". То, что во внутреннем масштабе считается событием, при пересечении границы обнаруживает свою неконвертируемость. Лидер отечественного сезона "Анкор, еще анкор!" Петра Тодоровского на Токийском конкурсе получил скромный приз за сценарий. Другому фавориту кассовых ожиданий — "Ты у меня одна" Дмитрия Астрахана — и это пока не светит. Как и комедии Юрия Мамина "Окно в Париж".
В этом году Россия чуть не лишилась права участвовать по основной категории в соревновании за европейский приз "Феликс" и, вероятно, ничего не выдвинет на американский "Оскар". "Урга" Никиты Михалкова была снята с европейского конкурса как картина прошлого года и восстановлена только из снисхождения к самой большой европейской кинодержаве. Другим нашим кандидатом на "Феликса" остался "Русский регтайм" Сергея Урсуляка — в категории молодого кино. Этот фильм, поднятый на щит многими отечественными критиками, действительно обладает некоторыми достоинствами, вряд ли, впрочем, достаточными для успеха у зарубежных экспертов и профессионалов.
Последним не без труда удалось переварить и усвоить специфику "ленинградской школы", которая в основном и представляет Россию на фестивалях того же молодого кино, авангарда, в программах "На обочине", "Особый взгляд" и т. п. Но и эти фильмы становятся все более эзотерическими, ориентированными на свой собственный субкультурный код, разгадывать который все меньше охотников. Попытки выстроить неомифологию на обломках ностальгических моделей советского и мирового кино пока что мало убедительны. Усилия же московских "постмодернистов" связать маргинальный язык с фундаментальными ценностями национального менталитета ("Макаров" Владимира Хотиненко), быть может, перспективны, но еще не оформились в подобие нового "большого стиля".
В уходящем фестивальном сезоне Россия как никогда легко уступила свое место сопредельным восточным кинематографиям. В Локарно победителем оказался фильм "Место на серой треуголке" казаха Ермека Шинарбаева, его соотечественник Рашид Нугманов участвовал в программе "Венецианские ночи" с картиной "Дикий Восток". А вторую по значению награду венецианского конкурса, "Серебряного льва", завоевал таджик Бахтияр Худойназаров за фильм "Кош ба кош" ("Чет нечет").
Можно увидеть в этом общий сдвиг вектора культурного интереса к Востоку и рассматривать Среднюю Азию как "наш" аналог Китая. Но очевидно и другое: азиатские фильмы более чисто подогнаны под международные каноны, нежели продукция московских и петербургских студий (даже выполненная по заказу западных фирм). Казахские и таджикские режиссеры быстрее освободились от советских комплексов, а сугубо российских у них, надо полагать, и не было. Поэтому если Шинарбаев делает стопроцентно авторское кино, он не стесняется перегружать его интеллектуальным багажом (Мисима, Томас Манн, Висконти, Пазолини, Мария Каллас). А Худойназаров откровенно эксплуатирует местную экзотику и мелодраматические штампы, зная, что ему все простится за "дикую" энергию и страсть.
В сущности, секрет этот известен и русским — как новым, так и старым: если делаешь что-то, делай до конца, по большому счету. Выжимаешь слезы — так выжимай. А пудришь мозги — так пудри. Но пользуются им почему-то немногие, в основном тот же Михалков.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ