В конце ХХ века журналист выглядит существом вне мира сего. В идеале он смотрит на события отстраненно и бестрепетно, он сообщает публике точные сведения о всех значительных событиях, защищает попранную справедливость и оказывается во всех важных местах за секунду до начала событий. Он стремителен, как Меркурий, и беспристрастен, как сама Фемида. Это идеальный образ, и профессиональная этика требует постоянных подтверждений того, что журналист именно таков.
В этой легенде проявляется уважение к информации, становящейся богом современного мира и, более того, отчасти этот мир формирующей. Но именно эта легенда, похоже, подвергает журналистов наибольшей опасности. Сторонний наблюдатель раздражает и ту и другую сторону. Непосредственному участнику событий трудно понять, почему он может стать мишенью снайпера, а находящийся рядом журналист ни в коем случае. Мысль о том, что журналист — не человек, а функция, неодушевленный механизм для добывания информации, и именно в связи с этим профессионально обязан совать свой нос в самые опасные места — здесь не принимается во внимание.
К тому же беспристрастность журналиста — утопия, и это ясно всем. В отечественной журналистике журналист должен отдать правому делу всю силу страсти, заклеймить негодяев и защитить невинных. То, что при этом он не останавливается на полдороге, а присаживается к пулемету (один из недавних репортажей в "Известиях" назывался "Я видел Белый дом через прорезь прицела"), похоже, никого не смущает.
Беспроигрышная позиция журналиста сегодня — оппозиция. Журналист в оппозиции ко всему, даже к самой оппозиции. Исчезли почтенные персонажи старой журналистики, блестяще защищавшие исключительно официальную точку зрения. Власти остались без их защиты лицом к лицу с полчищами агрессивных правдолюбцев.
В дни октябрьских событий пример профессионального спокойствия продемонстрировали американцы из CNN, сумевшие организовать прямую трансляцию боев у Белого дома.
Камеры CNN обосновались над Белым домом еще в августе 1991 года и, похоже, только и ждали такого развития событий. Их подключение к эфиру было моментальным и очень эффектным. Репортажи CNN в очередной раз доказали, что в конце ХХ века событие уже не считается событием, если оно не дублировано многократно на экранах телевизоров. Благодаря этому история превращается в величественное зрелище, не уступающее по масштабу и драматизму операм Вагнера или Верди. Именно марш из "Аиды" напомнил финальный выход персонажей на монументальную лестницу Белого дома.
Но, возвышая, TV меняет сам масштаб события, отдаляет его и адаптирует зрителя к самым трагическим зрелищам. Модель происходящего, воспроизведенная на нашем экране, является всего лишь версией реальности, а не ее точной копией. Но версия в итоге начинает формировать саму реальность. Это было с тревогой и восторгом отмечено еще во время конфликта в Персидском заливе, когда война превращалась в захватывающий сериал "Буря в пустыне". Событие сводится к своего рода компьютерной игре, и зрителю приходится сожалеть только о том, что ему не дано вмешаться в сюжет простым нажатием кнопки.
Этой стратегии видеоигры как нельзя лучше соответствует концепция CNN, компании, умеющей показать грандиозное событие в миниатюре. Они гордятся тем, что могут доставить репортера со спутниковой антенной прямо на место события, а затем отстраненно наблюдать за трагедиями истории. Надо полагать, что расторопность CNN будет многократно превознесена в укор вынужденной нерасторопности отечественного TV. Но наша журналистская традиция отказывает журналисту в истинном праве на беспристрастность, неизбежно граничащую с цинизмом — за счет чего, похоже, так выигрывают репортажи "граждан мира" из CNN.