В прошлом году в Афинах знаменитый борец-вольник из Красноярска Бувайса Сайтиев (категория до 74 кг) выиграл уже вторую свою Олимпиаду. Во вторник 30-летний спортсмен добавил в свой послужной список золотую медаль за победу на чемпионате мира в Будапеште, где с БУВАЙСОЙ САЙТИЕВЫМ встретилась корреспондент Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— По количеству титулов в вольной борьбе вы пока что уступаете только легендарному Александру Медведю, на счету которого три олимпийские победы и семь мировых. Даже теоретически вы уже вряд ли сможете превысить его олимпийский рекорд...
— Я бы покривил душой, если бы сказал, что мне не хотелось бы, чтобы у меня было больше золотых олимпийских медалей, чем у Александра Васильевича Медведя или у безумно уважаемого мной трехкратного олимпийского чемпиона по греко-римской борьбе Александра Карелина. Но я прекрасно отдаю себе отчет в том, что уже не получится. До 2012 года, когда это гипотетически могло произойти, слишком далеко, и до тех пор я в спорте, конечно же, не доживу. А сколько у меня будет титулов чемпиона мира — шесть или, скажем, десять, поверьте, мне абсолютно все равно. Я, знаете ли, вообще живу по принципу: если уж любить, то королеву, а по кухаркам бегать — это, извините, не про меня. Выиграю я больше всех медалей на чемпионатах мира, ну, значит, буду молодец.
— А вас не гнетет мысль, что огромный потенциал, данный вам, вы, упустив победу на Олимпиаде в Сиднее, не сумели реализовать полностью? Александр Карелин, там же проигравший, как, кстати, и вы, американцу, изводит себя муками совести до сих пор.
— В отличие от безумно уважаемого мной Карелина я не очень эмоционально к этим вещам отношусь. Проиграл — значит, сам виноват. А выиграл — значит, выиграл. Карелин — очень близкий мне человек, уж не говоря о том, что он — своего рода флаг всей российской борьбы. И поэтому мне очень хочется, чтобы Саша наконец уже расслабился и, образно говоря, свободно, как тот самый флаг, развевался. И наоборот, мне очень не хочется, чтобы Карелин продолжал грузиться одной единственной мыслью, что он там, в Сиднее, якобы "подвел всех", как он говорит во всех своих интервью. При чем тут "подвел"? Все мы — люди, и, если не доработал, что тут поделаешь? Винить себя до конца дней? Ну, отпусти ты сам себе все грехи и живи спокойно дальше. Жизнь-то продолжается. По-моему, неправильно и нерационально с этим грузом по жизни тащиться. Мне такой груз уж точно не нужен.
— Что же, вы никогда мысленно не возвращаетесь к тому дню?— Во всяком случае, стараюсь. Ведь я тогда же самому себе объяснил суть происшедшего. Дело в том, что я очень рано, совсем еще пацаном, понял, что сильно превосхожу всех своих соперников. Естественно, всеобщее внимание к моей персоне, аплодисменты мне безумно льстили и стимулировали побеждать всегда и всюду. Я рано усвоил, что уж если вышел на ковер, то в любом случае буду в отводившейся мне неизменно главной роли заказывать, как говорится, музыку. И как же расстраивался, когда трибуны на соревнованиях с моим участием вдруг оказывались заполненными не полностью... Кстати, до сих пор очень люблю бороться в Иране — вот уж где недостатка внимания публики не бывает никогда. Там думаю обычно об одном: вот бы в финале попасть на иранца и раскатать его по ковру на глазах тысяч его местных обожателей. С годами, однако, это мальчишеское чувство игры на публику стало во мне угасать. И вот на этом фоне только однажды за все годы моих выступлений именно зрители оказали на меня отрицательное психологическое воздействие. А случилось это как раз в Сиднее. Помню только, как я был буквально оглушен всеобщим воем "USA! USA!" и как он был непривычен моему уху.
— Чем вы, спортсмен, обладающий уже всеми титулами и, простите, уже не молодой, мотивировали себя на четвертую Олимпиаду? Быть может, изменением семейного статуса?
— Действительно, теперь я женат. Летом у нас с Индирой родился сын Абдурахим. Но семья к моей спортивной стимуляции не имеет ровным счетом никакого отношения. Скажу больше: ну, посижу я с сыном часок, а потом, когда надоедает слушать, как он орет, еду в зал. Уж лучше потренируюсь, думаю. А что заставило принять решение не уходить из спорта? Если одним словом, то простой человеческий интерес. Кому на моем месте, скажите, было бы неинтересно выходить на ковер и побеждать? Тем более что в моей в общем-то серой обыденной жизни не появилось ничего более значимого, чем борьба, где я мог бы с тем же успехом проявлять свои таланты и возможности. Слишком многое меня связывает с борьбой. В том числе и своя школа в Красноярске.
— Все ваши пять схваток на чемпионате более чем убедительно доказали, что и сегодня в борьбе все у вас по-прежнему получается просто великолепно.
— Даже чересчур. Не помню, когда бы мне удавалось прежде так точно выйти на пик формы, как на этот раз. На ковре я делал со своими соперниками что хотел, без малейшего напряжения и при этом использовал далеко не весь свой арсенал приемов. В какой-то степени я даже расстроился, что те ребята, которых я здесь рассматривал в качестве своих главных соперников — болгарин Николай Паслар, мой противник по финалу, серебряный призер афинской Олимпиады Арпад Риттер,— так бездарно мне по ходу турнира сдавались. Мне показалось, что все они слабенькие. Неужто так их морально подавляют все мои титулы? Наверняка. Во всяком случае, никакого иного объяснения я этому факту не нашел.
— В конце второй вашей схватки на турнире — с Пасларом — показалось, что вы как-то засуетились...
— За что потом пришлось выслушать много чего нелицеприятного от Дмитрия Георгиевича (Дмитрий Миндиашвили — личный тренер Сайтиева.—Ъ). Коля, мало того что является не самым плохим представителем советской борцовской школы, так плюс к тому обладает одной, скажем так, нестандартной индивидуальной особенностью. Он очень маленький. Для сравнения: мой рост — 183 см, его — 155 см. Отсюда становится понятно, что для того, чтобы пройти ему, как мы говорим, в ноги, мне надо нагнуться еще ниже его. А это при такой колоссальной разнице в росте просто нереально. В общем, недаром я еще перед началом чемпионата отнес его в разряд самых своих нежелательных соперников и, проигрывая ночью накануне соревнований варианты, больше всего думал именно о нем. Получив же взбучку от Миндиашвили за, как вы выразились, излишнюю свою суетливость, я понял, что вот он, результат недостатка соревновательного опыта, и сказался. Мало я стал бороться в последнее время.
— Похоже, нынешний чемпионат окончательно утвердил вас в мысли, что решение войти в четвертый олимпийский цикл было абсолютно правильным?
— Действительно, именно здесь я понял, что спокойно в свои 30 лет могу бороться, запас остался громадный и физическое мое состояние только радует. Конечно, мог я четыре Олимпиады выиграть, мог. Не сочтите хвастовством, но запас сил, отведенных мне на жизнь в спорте, у меня был на порядок большим, чем у кого-либо из моих соперников. А в том, что этого уже никогда не случится, виновата только моя собственная неорганизованность.
— Куда отправитесь из Будапешта?— В Норильск, на охоту. А потом, когда 5 октября начнется святой для мусульман месяц Рамазан, поеду к маме в Хасавюрт. Хочу спокойно помолиться, подумать обо всем и привести мысли в порядок.