фестиваль театр
На фестивале "Новая драма" показали спектакль "Маяк" Каунасского драматического театра из Литвы в постановке Гинтараса Варнаса и в исполнении Гитиса Иванаускаса. Новая драма в этом спектакле показалась РОМАНУ Ъ-ДОЛЖАНСКОМУ самым слабым звеном.
На четвертом году своего существования фестиваль "Новая драма" пришел к тому, от чего поначалу открещивался всеми силами — он стал приглашать не пьесы, а спектакли. То есть произносимые с фестивальной сцены слова написаны или списаны с натуры (если речь идет о документальной драме) действительно в последние годы. Но при отборе спектаклей, кажется, главным критерием стало качество театрального текста (даже если оно оказывается досадно низким), а не литературного — во всяком случае, такое впечатление складывается после первых дней фестиваля. Меньше всего хочется пенять его организаторам на непринципиальность: они просто здраво оценили реальность и поняли, что настоящее театральное событие одними словами не сделаешь. Оно делается режиссерами, актерами и драматургами совместно.
Видимо, процесс идет сложный и местами протекает пока еще на подсознательном уровне. А на уровне манифестов организаторы "Новой драмы" по-прежнему уверены, что взрыхляют исключительно маргинальные поля. "Артисты наши никому, кроме нас, неизвестны, у них зачастую проблемы с дикцией, походкой, внешним видом. Наши режиссеры лишены фантазии, их не пустит на порог ни один уважающий себя театр. Поэтому наши спектакли непрофессиональны, наши сцены обшарпаны, декорации бедны, а костюмы убоги",— предупреждают во вступительном слове идеологи фестиваля Эдуард Бояков и Елена Гремина. Не верьте идеологам! То ли они не знакомы с программой собственного фестиваля, то ли неизвестно зачем прибедняются.
Это кого же не пустят на порог уважающие себя театры — Кирилла Серебренникова, Оскараса Коршуноваса, Гинтараса Варнаса, Вячеслава Бутусова? И что это за не уважающие себя театры — МХТ имени Чехова, рижский Театр русской драмы, "Табакерка", Каунасская драма, поездившая по миру больше, наверное, чем все русские театры, вместе взятые, театр того же Коршуноваса или городской театр из финского Тампере, чья "Коккола" признана едва ли не лучшим спектаклем прошлого сезона в одной из самых театральных стран мира? Это кто же никому не известен — Иван Вырыпаев, не вылезающий с зарубежных гастролей? Проблем с дикцией и походкой не замечено даже в омском Пятом театре, а ведь именно молодые актеры из нашей провинции зачастую грешат указанными профессиональными недостатками. Что касается литовца Гитиса Иванаускаса, то он, по-моему, вообще является одним из лучших молодых актеров в Европе.
В спектакле "Маяк" он играет мальчика, живущего на острове, на заброшенном маяке. Раньше в доме обитали его отец и брат, а раз в неделю, по средам, на остров приезжал таможенник — другой связи с внешним миром не было. А однажды брат исчез, вроде бы утонул. Мальчик по нему очень скучал, но потом оказалось, что никакого брата не было, он существовал только в фантазиях героя. И когда отец решил оставить маяк, потому что особой надобности в сигнальном огне не было, мальчик спрятался и теперь остался на острове один. Монолог, написанный молодым французским автором Тимоте де Фомбелем, очень типичен для монодрам. Жанр "записок сумасшедшего" оправдывает сам театральный жанр моноспектакля: человек остается один, контакта с миром нет, и невозможно понять, что происходит в реальности, а что является плодом больного воображения персонажа. Этот поэтический и психоделический монолог из тех, что рождают у зрителя ощущение дежавю: кажется, слышал что-то подобное неоднократно. Впрочем, дежавю не раздражающего, а скорее успокаивающего, терапевтического свойства.
Гитис Иванаускас — актер хрупкого, мальчишеского телосложения, удивительно пластичный и эмоционально чуткий. Посмотришь на его героя издалека — и впрямь подросток, а приглядишься — и на скуластом нервном лице с волнением разглядишь следы болезненных недетских переживаний. Актер сам сочинил декорацию к спектаклю и сам усложнил себе задачу. Он играет перед высокой серой стеной, ограничивающей для него пространство, вытянутое вдоль зрительского ряда. Актеру здесь не найти центра, не обозначить перспективы, можно только метаться взад-вперед, как зверьку в ловушке или заключенному в камере. Стол, стул и кровать — тоже будто тюремные, они серые, казенные и к тому же выдвигаются из стены. На ней мальчик проводит углем длинную горизонтальную линию, которая как раз и организует пространство. Герой Иванаускаса вообще все время рисует, не только на стене, но и на полу, пытаясь зафиксировать образы, существующие лишь в его видениях.
Актер совершенно не стремится "блеснуть талантом", устроить из моноспектакля бенефис. Да и не дал бы ему режиссер: Гинтарас Варнас органически не переносит удешевленной театральности. "Маяк", как и другие спектакли Варнаса, сделан очень тщательно, неброско и сдержанно. Иногда, может быть, и пожалеешь, что режиссеру не хватает драйва, да сам себя и пристыдишь: не отрава ли кривлянья и грубости, тоннами которой нас пичкает повседневный театр, рождает подобные упреки? А у Гинтараса Варнаса театр — настоящий, эстетски изысканный, воспринимать который даже без текста — гурманское удовольствие. Впрочем, на московском представлении "Маяка" текст был навязан даже тем, кто был готов от него отказаться (то же самое происходило и накануне, на спектакле "Город", см. рецензию рядом). Переводчик так громко его начитывал, что в зале было слышно без наушников. Каково было бедному актеру играть, страшно даже подумать. Но куда ему было деться — ведь он приехал на фестиваль драматургии.