Отцы с Андреем Колесниковым

Ваня долго гонялся за Машей с пистолетом в руке и, целясь, угрожал лишить ее жизни.

— Я убью тебя, сестра! — кричал он.
— Ваня,— вяло сказала Алена,— не надо целиться в человека.
— Это не человек,— возразил Ваня.— Это Маша.
— Тем более в Машу не надо,— ответила Алена.
— А в кого надо? — уточнил Ваня.

— Да ни в кого! Ну, в птиц,— на ходу решала участь целых видов и подвидов Алена,— в животных.


— Я убью тебя, животное! — вскричал Ваня и бросился на Машу.
И так все время. Они умнее, и с этим просто следует смириться.

Их опять нет в Москве. Они, кажется, только что триумфально вернулись из очередного отпуска и, бегло осмотрев наш город на следующий день, признали его годным к жизни. Сию секунду они были рядом со мной, в одном городе, в одной квартире, и Ваня гонялся по квартире за Машей с пистолетом в руке, а Маша орала, повиснув на мне, что они больше от меня никуда не уедут, потому что до смерти боялась Вани. И они, конечно, сразу уехали от меня — как только узнали, что у меня длинная двухнедельная командировка. Они уехали опять отдыхать, и этому было логичное объяснение: они же вернулись только для того, чтобы нам побыть вместе. А раз вместе не получается — до свидания. Они уехали на день раньше, чем уехал я,— конечно, специально. Специально, а как же еще. Специально, черт возьми.


Я опять слышу торопливый Машин голос по телефону:
— Папа, тут у нас все есть. Рыбы есть, песок есть.
— Машины есть,— слышу я Ванин голос.
— Маша,— говорю я.— Кое-чего нет.
— А, знаю чего,— морщится Маша, я это чувствую даже по телефону.
— Чего?
— Тебя нет.
— Ну и как там?
— Папа, причал есть. Много лодок. И яхты.
Она отвыкла от меня, что ли? Она точно отвыкла.
— Папа, что ты молчишь? Ты что, плачешь? — спрашивает Маша.
Мне сразу становится смешно. До этого, слава богу, еще не дошло.
— Это ты, Маша, по всяким пустякам плачешь.

— Я, папа, по всяким пустякам не плачу. Я плачу, когда люди заставляют меня страдать.


— Ну и кто тебя заставляет страдать, Маша?!

Я где-то даже надеюсь услышать, что мама. У нас тогда с Аленой появится хороший повод для разговора по душам.


— Ваня! — с недоумением говорит Маша.— Ваня заставляет.
— Что, он бьет тебя, а ты не отвечаешь и поэтому страдаешь, да?

Я сам много времени потратил на то, чтобы убедить ее в том, что так и должно быть, что именно вот так и устроена жизнь, что старшие в ней должны быть великодушны к младшим... В общем, я стараюсь втолковать ей то, в чем и сам не очень уверен, и иногда у меня, кажется, получается. И вроде получилось и на этот раз.


— Да нет, пап,— вздыхает она.— Это я его бью, а потом страдаю. Папа, я тебе же историю должна рассказать! Только ты маме не говори, ладно? А то она просила не говорить тебе.


— А где мама, Маша?
— Да вот она сидит, слушает.
— Ну, рассказывай.
— Мы с мамой сидели в холле нашего отеля. Тут к нам подходит дяденька...
— Так, стоп. Подробнее. Сколько вас было?
— Все мы были, папа. Я, Ваня и мама.
Так, уже легче.
— Дальше.
— Только ты меня, папа, не перебивай, ладно? А то я забуду.
Все, я молчу.
— И он говорит на английском языке...
— На английском? — перебиваю я.
— Да, папа. На таком, какой мы учим в "Тимее". И я ничего не понимаю!
— А мама?

— И мама. Он очень много говорит, потом он меня по голове гладит, потом маму за руку берет.


— Тебе не показалось, девочка?
— Папа, ты что? — обижается Маша.— Не веришь — Ваню спроси.
— Дальше!
— А дальше я маме говорю: "Мама, скажи ему, что ты третьего скоро родишь".
— Зачем ты это сказала?
— Мне стало страшно, папа!
— И что было дальше?
— Мама так долго смеялась, что он ушел.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...