фестиваль театр
На закончившемся в финском городе Тампере международном фестивале "Театральное лето" (Ъ рассказывал о нем 17 и 19 августа) были показаны спектакли из нескольких стран, в том числе из одной несуществующей. "Back in USSR" — так называется постановка театра Art & Shock из Казахстана, о которой рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Лучше об этом спектакле рассказывали зрители, которые в USSR не жили. Потому что те, которые жили, на спектакль алма-атинского театра Art & Shock реагируют не разумом и даже не чувствами, а телом. Почти рефлекторно. Включи запись, на которой Бернес поет "С чего начинается родина",— и вот никакой ты уже не театральный критик, а послушный детским воспоминаниям, застывший в кресле бывший юный пионер. Кстати, сделать такой спектакль могли только те, чье детство и СССР кончились одновременно. У тех, кто родился позже, именно эта память тела отсутствует, у тех, кто раньше, много чего еще помнит и разум. А поставленный Галиной Пьяновой спектакль "Back in USSR" сделан теми, для кого страна Советский Союз и собственное детство — синонимы.
Три взрослые, но еще молодые женщины — Вероника Нассальская, Елена Набокова и Елена Тайматова — играют трех пионерок в форменных школьных платьях и красных галстуках. Играют весело, старательно и немного наивно, не то стилизуя спектакль под школьную самодеятельность, не то оставаясь у нее в добровольном плену. На сцене — минимум реквизита, гипсовый бюстик вождя мирового пролетариата, бархатное красное знамя да нарисованный детской рукой на большой бумажной простыне силуэт великой страны. Одна из пионерок буквально влюблена в дедушку Ленина, так что беленького болванчика тут и целуют, и качают на руках, как младенца. А когда ненароком разбивают Ильича на мелкие кусочки, то на его месте немедленно оказывается другой, осколки же старого сметают веником в сторону. Потом я спросил у режиссера, где берут столь редкий сегодня исходящий реквизит. Оказалось, отливают по спецзаказу в заветную форму.
Что еще делают на сцене девчонки, названные Ивановой, Петровой и Васильевой? Мучительно выстаивают с поднятым над головой пионерским салютом все три куплета советского гимна. Вступают в ряды пионерской организации и дают клятву. Стоят в почетном карауле у портрета покойного Брежнева (одним движением руки он превращается в Андропова, а через минуту — в Черненко), да так долго, что одна из них не выдержала, описалась, и позорную лужу пришлось срочно вытирать знаменем. Конечно, мелко ссорятся, одергивают и дразнят друг друга. А едва ли не самая удачная сцена — спектакль все-таки очень женский — та, в которой одна из пионерок в первый раз надевает бюстгальтер, а две другие с восторгом и ужасом глядят на нее, мысленно примеряя символ другой, взрослой жизни на себя. Тут уже и Пугачева поет, и дискотека начинается. Хотя никакой строгой исторической хронологии в симпатичной, непритязательной постановке театра Art & Shock нет, он состоит из набора остроумных сценок-воспоминаний.
Чтобы как-то структурировать постановку, режиссер придумала персонаж со стороны — современную немецкую журналистку (Патриция Хермес), ровесницу героинь, которая якобы собирает материал про судьбы трех бывших советских пионерок и заодно сравнивает услышанное с собственным опытом детства, проведенного в ГДР. Судьба как раз придумана в стандартном наборе "жизнь развела людей": одна девушка (та, что любила Ленина) стала богомолкой, вторая (та, что рано созрела) тихо спилась, а третья, самая смешная, очкастая и нелепая, процветает в бизнесе. Однако нехитрый прием с немкой придает спектаклю необходимое отстранение от материала, тем более что немка — самая настоящая. Но когда она рассказывает про то, как в день исчезновения ГДР ее мама плакала у телевизора, глядя на то, как спускают флаг этой страны, дистанция оказывается мнимой. Тем более что три героини спектакля стоят на скамеечке, зовут каждая свою маму и, взявшись за руки, готовятся, как в воду, спрыгнуть в разложенную на полу карту родины. Объяснять здесь уже ничего не надо.
Неудивительно, что спектакль маленького частного театра из Алма-Аты (вообще, современного казахского театра на международном театральном рынке до сих пор замечено не было) успешно объездил уже несколько европейских стран, да и в Тампере тоже был воспринят публикой с энтузиазмом. Но и то, что в России до сих пор не был, тоже неудивительно: одни по ошибке примут его за проявление реакционной ностальгии, другие, напротив, заклюют за "надругательство". Хотя где же показывать, как не у нас? Европейцы европейцами, но у них память тела другая. Когда я сказал об этом одной финской даме, она даже обиделась: "Я все поняла". А когда рассказал, почему карту СССР девочки рвали на кусочки именно под песню "Беловежская пуща", расстроенно согласилась со мной.