Основная тенденция оперного сезона заключается в простом наблюдении: нечего слушать, но есть на что посмотреть, считают музыкальные обозреватели Ъ СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ и ВАРЯ Ъ-ТУРОВА.
Но прежде всего заметим, что самих театральных сцен становится меньше. Большой театр закрыл на реконструкцию основное здание. Этому предшествовали общественные дискуссии, противоречивые официальные заявления и даже судебные процессы, но будущее, очевидно, в одном: покамест у Большого осталась только одна сцена, что творческим возможностям театра ставит суровые ограничения. Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, готовившийся этой осенью открыться после реконструкции и значительного расширения, сгорел. Мариинский театр тоже будет закрываться на реконструкцию — правда, не завтра и не послезавтра, но тревог по этому поводу хватало уже и в этом сезоне. Наконец, третий по общегосударственной табели о рангах оперный театр страны — Новосибирский — тоже был закрыт.
Если оставить за скобками многообразные административно-финансовые обстоятельства, во всем этом никакой особенной загадочности нет: в случае каждого театра необходимость реконструкции обсуждалась и обосновывалась уже давно. А вот вторая тенденция обозначилась на первый взгляд несколько неожиданно. Проще всего она формулируется следующим образом: нечего слушать, но есть на что посмотреть. Музыкальная составляющая стремительно теряет позиции и уступает актерской игре, сценографии, режиссуре, свету или техническому оснащению. Для музыковедов это скорее грустно, для большинства зрителей — скорее радостно: наконец-то за отечественную оперу взялись по-настоящему сильные режиссеры.
Но в чем причина подобных изменений? Отчего опера из крупного музыкального жанра вдруг стала лишь объектом для модных режиссерских экспериментов? Отчасти дело в том, что сама профессия оперного режиссера переживает сейчас в России, в отличие от Европы, не лучшие времена. Из заметных режиссеров, имеющих хоть какое-то отношение к опере, диплом режиссера музыкального театра имеют лишь трое — Роман Виктюк (чья постановка "Искателей жемчуга" Бизе в прошлом сезоне оказалась настоящим провалом), Дмитрий Бертман (чьи постановки в "Геликон-опере" чаще всего носят характер самодеятельности) и Дмитрий Черняков, который, впрочем, в этом сезоне в Москве не ставил. Неудивительно поэтому, что в оперу ринулись театральные режиссеры, преданность которых музыкальному материалу представляется небесспорной.
Напомним другие имена сезона, сплошь театральные — Роберт Уилсон ("Мадам Баттерфляй" Пуччини в Большом театре), Эймунтас Някрошюс ("Дети Розенталя" Леонида Десятникова в Большом театре), режиссер-классик Джорджо Стрелер (сразу два спектакля: привезенный в Большой из "Ла Скала" "Фальстаф" Верди и "Так поступают все женщины" Моцарта в МХТ имени Чехова). Имена громкие, звездные. И появляется еще одно объяснение происходящему: сопоставимого количества заметных дирижеров у нас попросту нет.
Вроде бы профессиональных дирижеров хватает — взять, к примеру, того же худрука Большого театра Александра Ведерникова. Исключительно профессионально работает и главный дирижер "Геликон-оперы" Владимир Понькин — если забыть о качестве игры руководимого им оркестра.
Прекрасно обстоит дело с перспективой: многие эксперты прочат блестящее будущее молодому худруку Новосибирского театра оперы и балета Теодору Курентзису. Так же молод, так же перспективен, но менее заметен Феликс Коробов, главный дирижер сразу в двух московских оперных театрах — "Новой опере" и Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко.
Но проблема как раз в том и заключается, что для того, чтобы вытянуть музыку в опере на первое место, нужен не просто профессиональный дирижер. Он должен обладать харизмой, мощью. Он просто обязан быть тираном, трудоголиком и фанатиком оперы. Словом, он должен быть таким, чтобы за ним пошли. Несколько лет назад похожим на такого "идеального" дирижера выглядел Валерий Гергиев, но увлекшись количеством работы, маэстро заметно сдал в смысле ее качества. Даже последнюю мариинскую премьеру "Тристана и Изольду" Вагнера — музыку, идеально близкую дирижеру,— он дирижировал некачественно, невнимательно, больше всего напоминая чтение с листа. Четкой границей между отменным качеством вокала, режиссурой Дмитрия Чернякова, актерской игрой и скомканным звучанием оркестра и объясняется отсутствие имени Валерия Гергиева в списке ключевых фигур сезона.
Похожие проблемы происходили и со спектаклем "Дети Розенталя", в котором музыкальное качество заметно уступало уровню постановки Эймунтаса Някрошюса. Из-за этого многие сочли саму написанную Леонидом Десятниковым музыку не слишком интересной и оставили ее за пределами шумных обсуждений оперы.
Пожалуй, исключением из антимузыкальной тенденции стала постановка оперы "Война и мир" на Пасхальном фестивале. Но тут дело не в том, что хорошо звучал оркестр. А в том, что на сцене помимо солистов и хора просто-напросто не на что было смотреть. Организаторы гастролей не смогли привезти в Москву большую часть декораций Георгия Цыпина, почти вся опера шла в сукнах и смотрелась с трудом.
Еще одним исключением по идее могло бы стать вагнеровское "Кольцо нибелунга", которое Мариинский театр показывал на сцене Большого. Ведь уникальность этого события была прежде всего именно музыкальной, а не театрально-режиссерской: в столице тетралогию не ставили вовсе, сам факт ее исполнения по определению более значим, чем постановочные особенности. Постановка (сделанная с минимальным количеством режиссуры) действительно была такой, что смотреть ее было нелегко — длинные периоды бессвязного, сырого действия перемежались эпизодами вроде "полета валькирий", где над сценой реяли не валькирии, а гигантские светящиеся сперматозоиды. Но на деле все обстояло не по принципу "здесь убыло — там прибыло" — музыкальная сторона "Кольца" вразрез с ожиданиями вовсе не оказалась сплошной удачей.
Эта тенденция, впрочем, вряд ли нова и присуща только прошедшему московскому сезону. Оперная режиссура сама по себе явление достаточно молодое. Столетиями оперный театр обходился без режиссера вовсе, ставя во главу угла то вокальный блеск, то декорации, то костюмы, то технические чудеса. Нынешнее превращение оперы в режиссерское искусство все же не более чем очередной период в развитии жанра, который наверняка затянется еще не на один сезон. Пока не подрастут дирижеры, которые могли бы с полным правом противостоять культу режиссера.