С апреля прошлого года Русфонд собирает средства для беженцев, поселившихся в пунктах временного размещения (ПВР) Воронежской области. Нет ничего более постоянного, чем временное: многие здесь уже больше года. Жизнь вошла в размеренное русло. Кормят бесплатно и регулярно, у каждой семьи своя комната, на детей выдают по 11 тыс. руб. в месяц, а обстрелы, подвалы и трупы на улицах остались в прошлом. Кажется, чего еще надо?
Этот удивительный, на мой взгляд, вопрос я часто слышал во время поездки в Воронеж. От случайных собеседников в гостинице. От персонала ПВР — им не нравится, что беженцы поселились во временных пунктах как будто навсегда и все время чего-то хотят. Притом что у многих в Донбассе сохранились дома и квартиры.
Лариса Фердинандовна, пожилая женщина из Мариуполя, с прошлого лета живет с дочкой и взрослым внуком в спортивно-культурном центре «Согдиана». Условия по меркам ПВР хорошие. Комната с собственным санузлом, тремя кроватями и шкафом, где хитроумно размещено все имущество трех взрослых людей. А еще у Ларисы Фердинандовны большая квартира в Мариуполе. Взрывной волной там выбило окна и двери, разворотило стены. Лариса Фердинандовна получила перелом шейки бедра. Через месяц дочь сумела перевезти ее в Воронеж. Ей установили протез тазобедренного сустава, а в квартире вставили окна и застеклили балкон. А внутри — ни стен, ни дверей.
Еще один ПВР — гостиница в торговом комплексе, предназначавшаяся для студентов. По коридорам бегают дети — вот им повезло, есть с кем поиграть. Проходят мамы в халатах. Туалеты и душ тут общие. На кухне — расписание: по 45 минут на завтрак, обед и ужин. Но на этаже 60 человек, а мест на кухне 20. Так что каждой смене надо уложиться в 15 минут.
Гостиницам, летним лагерям, санаториям, превращенным в ПВР, бюджет компенсирует только расходы на проживание и питание беженцев. Остальное — за свой счет. Два на весь этаж холодильника, в которых тесно стоят контейнеры с номерами комнат, купил Русфонд. Стиральные машины тоже. Чего этим беженцам не хватает? Много чего. Например, компьютеров — как без них учиться?
А еще я слышал, что беженцы склочные и не особо адекватные. В одном ПВР я застал скандал — с криками, руганью и составлением протокола. Зачинщиками назвали недавно приехавшую семью с шестью детьми. Кто они и откуда, никто не знал. Но «неадекватная мама» мне рассказала. Снаряд разорвался рядом с их домом в селе Коммунаровка. Повезло, что все сумели выбраться, но дома больше нет. И компенсации нет, потому что документы на дом были неправильно оформлены. Трудно при этом остаться спокойным и безупречно вежливым. А в ПВР, видя такие случаи, ужесточают порядки. Например, запрещают после 23:00 выходить на улицу.
Объективно это нелегкая жизнь. И для меня странность скорее в том, что многие, наоборот, довольны — по крайней мере на словах. Например, Аня Устимова. У нее трое детей, поэтому номер в Клиническом санатории имени Горького достался с санузлом и даже с маленьким холодильником. А еще муж соорудил этажерку для вещей, которые не влезли в шкаф. Их дома в Мариуполе больше нет. Но родители сейчас поехали в Мариуполь хоронить Анину бабушку: та умерла во время обстрелов, и ее «прикопали» в огороде. Аня тоже хочет обратно — но ведь не прямо сейчас, в разрушенный город. Непонятно, что делать. Ждать возвращения? Переехать? Жить в подвешенном состоянии тяжело. Наверное, наша программа «Помощь беженцам» еще долго будет нужна.
весь сюжет