В Центральном военно-морском музее (ЦВММ) открылась выставка произведений Ивана Айвазовского. Любимец публики и абсолютный чемпион русских торгов Sotheby's и Christie's представлен в постоянной экспозиции музея всего одним полотном, но на выставку собрали все, что есть в фондах: двадцать четыре картины и один рисунок. Морские битвы и кораблекрушения разглядывала АННА ТОЛСТОВА.
В ЦВММ признают, что моряк Алексей Боголюбов был точнее в деталях корабельных снастей, но Ивана Айвазовского любят больше — и как художника Главного морского штаба, и как главного русского мариниста с географическим охватом от "Ледяных гор в Антарктиде" до "Ниагарского водопада". Экспозицию сделали с флотской аккуратностью, предъявив все, что относится к делу. Кроме живописи — архивные документы, скульптурные портреты и фотографии Айвазовского, даже модели тех судов, что бороздят прозрачные воды его бесчисленных марин. Так что миниатюрный 120-пушечный корабль "Двенадцать апостолов" можно сравнить с оригиналом на хрестоматийном полотне "Смотр Черноморского флота", где парусная флотилия выстроилась во фронт перед фрегатом "Владимир" с императором на борту.
К Главному морскому штабу Айвазовский был причислен высочайшим повелением в 1844 году. Будущее казалось устланным розами. Армянский вундеркинд из Феодосии, рисовавший по бедности самоварным углем на заборах, делал блестящую карьеру. Закончив академию с золотой медалью и будучи отправлен в пенсионерскую поездку за границу, вернулся с триумфом: в Риме вчерашнего студента вовсю нахваливал Гоголь (как же, шутил: немудрено захлебнуться от восторга, когда художник дает в своих картинах такую чудесную воду), а папа Григорий XVI купил благочестивый пейзаж со Всемирным потопом. Впрочем, заграничные успехи мало кому помогли в бизнесе в Петербурге, и, написав по заказу штаба шесть видов опорных пунктов Балтийского флота (три из них хранятся в ЦВММ: виды с моря Ревеля, Кронштадта и Свеаборга), новоиспеченный академик запросился на родину. В столице забеспокоились было, что в феодосийской глуши юное дарование обленится и сопьется, — дарование настояло на своем и удрало в Крым, вдогонку лишь неслось брошенное Николаем I в крайнем раздражении "Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит".
Вопреки ожиданиям Айвазовский не спился, дослужился до чина действительного тайного советника, разбогател и облагодетельствовал родной город: на его счет в Феодосии провели водопровод и железную дорогу, благоустроили порт, не говоря уже об открытых им художественной мастерской и картинной галерее. О том, что эта долгая жизнь удалась, просто кричат на выставке ликующие радужные краски картины "Корабли на феодосийском рейде", живописующей чествование художника по случаю его 80-летия, когда в знак признательности из Севастополя был прислан целый отряд броненосцев и крейсеров. Упорный труд приносил не только капитал, но и мастерство, что особенно заметно, если сравнить ранний "Кронштадтский рейд" с прозрачными гребешками волн, в которые неловко вставлены парусники и шлюпки, с поздним "Севастопольским рейдом", где эскадра Черноморского флота словно растворяется в акварельно-безмятежной атмосфере.
На выставке Айвазовский на любой вкус. Имеются многотиражные красоты — лунные ночи и кораблекрушения. Есть и редкости вроде раннего портрета вице-адмирала Лазарева или нравоучительно-мистической "Гибели корабля 'Лефорт'", где в небеса к Иисусу возносится вереница детей, матросских жен и моряков-праведников, а грешники навсегда остаются на дне морском. Но, разумеется, больше всего морских баталий из истории Русско-турецких войн, среди которых выделяются парадные изображения Синопского боя, одобренные за репортерскую точность самим адмиралом Нахимовым.
В этих сюжетах сквозь дежурные фейерверки взрывов набившего руку штабного художника пробивается и нечто личное. В Феодосии еще свежа была память об османском владычестве, и армянская диаспора уж точно не тосковала по прежним хозяевам Крыма. Ованес Айвазян живо откликался на все современные ему "ужасы турецкого варварства", перечисляя сборы от выставок пострадавшим в критском восстании 1867 года и в армянских погромах 1890-х. И, наверное, с особым чувством топил турецкие суда в очередном живописном блокбастере про победы российского флота. Когда 82-летний маринист умер, на мольберте в мастерской остался незаконченный "Взрыв турецкого корабля".