дело Кулаева
Вчера по делу террориста Нурпаши Кулаева в Верховном суде Северной Осетии давала показания директор бесланской школы #1 Лидия Цалиева. Многие бывшие заложники считают ее чуть ли не пособницей террористов. Убедить потерпевших в обратном госпоже Цалиевой не удалось.
Допрос Лидии Цалиевой продолжался почти полтора часа. В начале директор рассказала о том, почему линейка была перенесена с 10 часов на 9. Оказывается, это решение было принято 28 августа на педсовете: "25 мая, 'на последнем звонке', одна девочка упала в обморок, поэтому мы и решили провести линейку на час раньше, чтобы дети не стояли под палящими лучами солнца".
— Этот день (1 сентября.— Ъ) был самый счастливый в моей жизни. Я пришла в школу в 7.15. Во дворе была идеальная чистота. Я зашла в свой кабинет и решила еще раз пройтись по школе, чтобы проверить, все ли успели покрасить ремонтники.
В 9 утра госпожа Цалиева вышла из здания школы. Почти все уже было готово к открытию линейки, как вдруг она увидела боевиков. В считанные минуты им удалось загнать людей в спортзал. Потом их лидер Полковник вызвал ее к себе и предложил посмотреть выпуск новостей, где сообщалось, что заложников 354 человека:
— Да вы что, у меня одних учеников 868, а еще к нам пришли много гостей, сказала я Полковнику. После этого я предложила ему посчитать людей.
По словам госпожи Цалиевой, первый день захвата прошел более или менее нормально. Детям давали пить и разрешали ходить в туалет. На второй день боевиков как будто подменили:
— Когда в школу пришел Аушев, я обратилась к нему: "Руслан, я вас очень прошу, спасите моих детей!" Я даже на колени хотела встать перед ним, но он не позволил. В ответ он только сказал: "Сейчас я вылетаю в Москву и все доложу Путину".
Затем директору школы удалось дозвониться Таймуразу Мамсурову, нынешнему главе Северной Осетии, тогда спикеру парламента. Его мобильные телефоны подсказали его дети, находившиеся среди заложников.
— Таймураз,— сказала я ему,— мы гибнем. Воду нам не дают, в туалет не пускают.
Госпожа Цалиева считала, что после звонка Таймуразу Мамсурову появилась надежда на благополучную развязку.
Но на третий день, по ее словам, в спортзале было уже совсем плохо:— Взрыв раздался неожиданно. Меня отбросило в сторону. Я ничего не слышала, я была контужена. Придя в себя, увидела в метрах четырех учительницу Зарему Хуцистову. Она лежала в луже крови. Перевязав отваливающийся с ноги кусок мяса, я поползла к ней.
Лидию Цалиеву спасли ополченцы. А через четыре дня ее отправили на лечение в Москву.
— Какие требования предъявляли террористы?-- спросил ее прокурор Аслан Черчесов.
— Они говорили, что пришли победить или умереть.— Сколько в школе было боевиков?
— Я их не считала, я детей считала. Но думаю, что их было около сорока.
Гособвинителей интересовало, как охранялась школа, кто ее ремонтировал во время летних каникул. Из ответов директора следовало, что охраняла школу женщина-сторож, а летний ремонт школа провела своими силами, не привлекая посторонних рабочих. При этом госпожа Цалиева утверждала, что террористы никак не могли завезти оружие и взрывчатку в школу заранее. А полы, в том числе и в спортзале, вскрывали потому, что боялись, что спецназ будет штурмовать через подвал. Однако потерпевшие упорно не верили ей:
— Милиция знала о переносе линейки?— Мы привыкли, что милиция все знает.
Обстановка в зале накалялась.
Судье Тамерлану Агузарову постоянно приходилось стучать ручкой по столу и грозить потерпевшим, что в случае, если они не будут соблюдать порядок, он начнет удалять их из зала. Госпожа Цалиева, несмотря на гневные реплики в свой адрес, сдерживала эмоции и не отвечала на грубость даже тогда, когда ее обвиняли чуть ли не в пособничестве террористам.
— Если вы так думаете, то глубоко ошибаетесь,— ответила она залу.— У меня самой сестра без глаза осталась.
— А мы без детей остались!-- крикнули ей в ответ.— Это она наших детей погубила,— сказала другая женщина.— Я хочу знать, как это произошло!
Упрекнули Лидию Цалиеву и в том, что она ничего не сказала президенту Путину, когда тот навещал ее в больнице в ночь на 4 сентября:
— В тот момент по состоянию здоровья я не могла говорить. Я только слышала, что он мне сказал: "Все будет хорошо".
А когда одна из женщин сказала, что с удовольствием расстреляла бы Лидию Цалиеву, директор спокойно ответила:
— Я на вас не злюсь, я ни на кого не обижаюсь. У меня у самой на кладбище внук лежит. Я тоже знаю, что значит похоронить ребенка. Я хотела быть вместе с вами, но вы меня ужас во что превратили.
А потом, уже обращаясь к подсудимому, Лидия Цалиева сказала ему по-осетински:— Пусть вам Бог не простит этого! Нигде вам места не будет. Вы будете гореть в аду.