фестиваль фотография
Выставкой современных латвийских фотографов "Образы и интерпретации" в Музее связи в Петербурге официально начался фестиваль "Открытая фотография". Мероприятие передвижное, путешествующее в течение этого года по городам России и Казахстана, и устроено Государственным центром фотографии и бюро "Культсовет" с целью нести фотоискусство в массы. АННЕ Ъ-ТОЛСТОВОЙ показалось, что до масс чего-то не донесли.
Из всех визуальных искусств для нас важнейшим в последнее время стала фотография. Речь идет не только о зрительском интересе, когда аншлаги на выставках Ирвинга Пена или Роберта Мэпплторпа в Эрмитаже едва не побивают рекорд традиционно любимых импрессионистов. Речь о соблазне личного творчества, когда — спасибо мобильнику — фотомания стала гораздо более массовым недугом, нежели графомания. Вот и фестиваль "Открытая фотография", сделанный с просветительской целью "пропагандировать и развивать фотоискусство", идет навстречу ожиданиям зрителя: кураторы призывают понимать "открытость" в смысле интерактивности, вовлекающей в процесс профессионалов наряду с начинающими и просто любителями. В программе кроме выставок и показов фильмов о великих фотографах прошлого — многочисленные лекции, мастер-классы и круглые столы.
В этом контексте и любую выставку фестиваля можно воспринимать как реверанс любителю — дескать, и ты со своими поделками можешь оказаться причастным вечности, потому что вообще-то фотография нынче — дело нехитрое. Те же "Образы и интерпретации", посвященные отголоскам семидесятнического "поэтического реализма" на манер Гунара Бинде в работах латвийских фотографов последних двадцати лет и говорящие о монтаже и других приемах фотоманипуляций как о субъективном метафорическом языке, в рамках всей "Открытой фотографии" как будто оправдывают любимую отговорку непрофессионала "а я так вижу". "Индийский альбом" в Музее печати, составленный из семейного архива ламы Шри Нараяна Сингха 1950-1970-х годов, доказывает, что практически любая любительская съемка, отделенная от нас барьером времени и пространства, делается занятной. В Музее городской скульптуры покажут проект известного немецкого фотоконцептуалиста Йоахима Шмида, который сам вообще не снимает, а в основанном им Институте переработки старых фотографий составляет коллажи или серии из чужих негативов или отпечатков, преимущественно утилитарного свойства, благо этого добра везде навалом. Там же откроется выставка "Тридесятое царство" двух отечественных фоторепортеров — москвича Александра Сорина и красноярца Александра Кузнецова. Они вроде бы полны иронии и представляют пародию на стереотипные образы российской экзотики, между тем ирония прочитывается с трудом, и наивный фотолюбитель наверняка с удовольствием вырежет на память такую картинку посконно прекрасной Руси из глянцевого журнала хорошей печати. Как, впрочем, и любую картинку из National Geographic: в выставочном зале "Цветы" можно будет увидеть сотню лучших фотографий из архива этого знаменитого издания. Ну а петербургские фотографы представят в Музее Пушкина два и вовсе глубоко оригинальных по теме проекта — "Панорама Невского проспекта" и "Мифы и легенды Петербурга". Что можно понимать как руководство к действию, ведь любой человек, вышедший с камерой на улицу этого непостижимого города, становится колесиком в его отлично отлаженной мифотворческой машине.
Странная все-таки идея — пропагандировать фотоискусство, стирая границы между зрителем и художником. Разумеется, были в истории фотографии периоды, когда она двигалась вперед усилиями именно вдохновенных дилетантов: в самом начале, например, или во времена пикториалистов, которые, борясь с поставленным на конвейер ремеслом, возвели высокое любительство в принцип. Только их высокохудожественное любительство, ставшее образом жизни и творчества, не чета навязчивому желанию щелкать кнопкой по любому поводу, будь то семейное торжество, умилительная киска в подворотне или живописная рябь на воде. Авангард когда-то переболел утопической идеей каждого превратить в художника. Но утопия тем и прекрасна, что неосуществима. А когда ее пытаются претворить в действительность, получается, что художник превращается в малозаметное на общем фоне общее место.