фестиваль театр
Чеховский фестиваль предложил московским зрителям познакомиться с экзотическими трактовками классических произведений. Бразильский театр "Ур Бразил" показал на сцене Театра Пушкина спектакль "Фауст Зеро". Трагедию Гете, поставленную в стиле наивного искусства, смотрела МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Название спектакля "Фауст Зеро" говорит о том, что за его основу была взята одна из самых ранних версий "Фауста" Гете, над которым он, как известно, работал на протяжении всей своей жизни, так называемый "Пра-Фауст", чья рукопись была найдена только спустя полвека после смерти автора. Этот вариант наиболее близок к народным легендам и книгам о докторе Фаусте, продавшем душу дьяволу, которые были популярны в Европе в XVI-XVII веках, так же как и первая драматическая обработка этого кочующего сюжета, принадлежащая перу английского поэта Кристофера Марло. Английские странствующие труппы занесли эту трагедию в Германию, где она перешла на подмостки кукольного театра — любимого национального развлечения немцев. И именно в таком, кукольном виде с этой историей колдуна-чернокнижника познакомился в детские годы Иоганн Вольфганг Гете.
Спектакль бразильского режиссера Габриэла Виллелы открывает перед нами такого "Фауста", каким его могли застать ярмарочные зеваки, столпившиеся в праздничный день перед балаганом бродячих артистов,— непосредственного и простодушного. И в то же время увиденного с точки зрения современного ироничного театрального художника.
Сад, в котором произошло грехопадение Гретхен, здесь обозначают комнатными растениями в горшках, пение птиц — звуком свистульки, а беременность соблазненной девушки — детским рисунком, приложенным к животу. При этом довольно жесткая и страшная сцена избавления от ребенка, когда Гретхен топит этого смешного нарисованного человечка в банке с водой, без сомнения, принадлежит современному метафорическому театру.
Перед началом представления артисты выходят на сцену и, совсем как шекспировские ремесленники из "Сна в летнюю ночь", сообщают почтенной публике, что сейчас они разыграют перед ней первую часть трагедии Гете, и объясняют, кто кого будет исполнять. Развязный, брутальный мачо Мефистофель, скромница красавица Гретхен и ее разбитная, флиртующая с дьяволом соседка, если не считать безумных ярких костюмов, решены вполне предсказуемо. А вот роль Фауста в спектакле доверена женщине — знаменитой бразильской актрисе Валдерес де Баррос; сорокалетию ее творческой карьеры, собственно, и посвящена эта постановка.
Тут режиссер позволил себе нехарактерную для наивного народного театра концептуальность, разделив душу и тело Фауста между его двумя ипостасями — женской и мужской. Пока госпожа Валдерес де Баррос рассуждала о тайнах бытия, целовался-миловался с Гретхен здоровенный рыжий детина. Хотя, может быть, не допустив любовной сцены между двумя женщинами, постановщик просто заботился о нравственности зрителей или соблюдал неписаные законы бразильской сцены?
В этом "Фаусте" есть много загадок и намеков, которые человеку другой национальности и культуры, видимо, не понять. Но есть и вполне очевидные, интернациональные и не нуждающиеся в переводе образы — например, большой ткацкий станок, на котором духи и люди, как заправские парки, плетут из нитей судьбы полотно жизни. Или марионетки, которые послушно дергаются и замирают в руках самого Фауста или зловеще болтаются над сценой, как скелеты повешенных. Так народный кукольный балаган, в котором Гете впервые познакомился со своим героем, режиссер превращает в образ мира-театра, в котором участь кукловода ничем не завиднее судьбы марионетки.