Марафон за микрофоном
В Петербурге показали «Место, которого еще не было»
На новой сцене Александринского театра в рамках конкурса «Золотой маски» был представлен проект Ксении Михеевой «Место, которого еще не было». Кроме главной — «Лучший спектакль современного танца» — постановка получила четыре номинации: две актерские, композиторскую и художника по свету (Эмиль Авраменко). Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Александр Петросян / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Петросян / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Петросян / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Петросян / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Петросян / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Петросян / купить фото
Ксения Михеева — неоднократный номинант и даже лауреат «Золотой маски» (за спектакль «Последнее чаепитие») — высшее балетмейстерское образование получила в стенах Академии имени Вагановой. Однако следов российской выучки в ее последней работе не видно. Танцовщица, хореограф, педагог и основатель компании под названием «Проект Ксении Михеевой» явно не теряла времени на стажировках в Европе. Ее «Место, которого еще не было» — один из самых современных спектаклей по части базовых знаний техники танца, работе с пространством и предметами, а также по умению ставить и решать конкретные смыслообразующие задачи не словом, а телом.
От национального менталитета у хореографа любовь к литературе вообще (в ее послужном списке немало спектаклей по мировой классике) и к слову в частности. В продуманный и просчитанный музыкальный ряд «Места, которого еще не было» (композитор спектакля Олег Гудачев отмечен отдельной номинацией) вплетены изувеченные слова, отдельные слоги, междометия и прочие звуки вроде рычания, которые издают персонажи, дорвавшись до микрофона.
Активных персонажей пятеро, микрофонов множество. Действующие свисают с колосников на шнурах, длиннющие свободные концы шнуров извиваются и клубятся на планшете сцены многометровыми петлями. Разбросанные по полу десятки микрофонов-муляжей играют смысловую роль: это трупики рупоров, бесполезные суррогаты той власти, которую дает человеку его голос, усиленный настоящим микрофоном. Муляжи годны лишь на то, чтобы похоронить под ними бездыханное тело персонажа, утратившего вместе с микрофонным голосом и жизнь.
Метафоры этого спектакля считываются легко. Искореженная речь — это, естественно, глобальное обесценивание слова: его смысл подменяет интонация. Между тем и она — вопросительная, повелительная, свирепая, жалобная — тоже не способ коммуникации. Человек, заполучивший микрофон (то есть право голоса), получает и власть над себе подобными. А потому между разобщенными, настороженными и на первый взгляд индифферентными обывателями идет беспрестанная позиционная борьба за обладание этим безобидным прибором. Потому так ожесточенны вспышки агрессии и так внезапны переходы от вкрадчивой неуверенности к звериной дикости драки.
В кульминационном эпизоде единственная женщина идет по трупам в самом буквальном смысле. Бесчувственное тело испустившего дух персонажа она — гибкая, как осьминог, опасливо прихрамывающая и пугливо озирающаяся (сама Ксения Михеева, номинированная за лучшую роль),— приспосабливает так и этак, чтобы добраться до высоко висящего микрофона. Складывает «покойника» пополам, сгибает ему колени и локти, вставая на спину, как на табурет; наконец, поднимает тело почти в полный рост, распяв его конечности между микрофонными стойками,— и достигает своей цели с невинной деловитостью и почти обаятельным цинизмом, пока мужчины мутузят друг друга в глубине сцены.
Каждый из ее конкурентов получил собственное соло, поставленное в стиле «физического театра»; танцевальные манипуляции с одеванием-раздеванием, во время которых происходит нравственное преображение персонажей, сочинены остроумно и исполнены достаточно виртуозно. Среди молодых парней, рыхловатых и гладких, выделялся Александр Челидзе — лысый харизматик с седой щетиной и подтянутым красноречивым телом, достойный соперник балетных премьеров в номинации «Лучшая мужская роль». Гуттаперчевая мимика старого зэка, видавшего всякие времена, но не потерявшего надежды на реванш, и притягивающая пластика, заставляющая подозревать откровение в каждом спазме мускулистого торса, делает персонаж Челидзе центром спектакля. И основным претендентом на победу в «Месте, которого еще не было», но в котором мы все оказались здесь и сейчас.