"Долгая помолвка" (Un Long Dimanche de fiancailles, 2004 *) — двойное разочарование. Для поклонников Себастьена Жапризо: лежащий в основе фильма роман — самый неудачный опус автора-виртуоза "Дамы в очках, с ружьем, в автомобиле" и "Ловушки для Золушки". И для тех, кто помнит режиссера Жана Пьера Жене как соавтора зловещих "Деликатесов" (Delicatessen, 1991), а не сюсюкающего прародителя Амели. Роман и фильм обращаются к до сих пор не изжитой травме первой мировой, или, как ее именуют во Франции, Великой войны. В угаре победы была вытеснена память о многолетнем аде траншей, лишавшем солдат человеческого облика, и жестокостях военно-полевых судов. На этом угрюмом фоне Жапризо выстроил привычную для него историю поисков прошлого. Жених героини, приговоренный к смерти за самострел, был в январе 1917 года вместе с товарищами по несчастью выброшен на выжженную нейтральную полосу между немецкими и французскими окопами, где, судя по всему, и погиб под перекрестным огнем. Только девушка в это не верит и, цепляясь за мельчайшие детали, пытается выяснить, что же случилось на самом деле. Мировая война для Жене, как и любая другая реальность, компьютерная игра. Да, жестокая, грязно-серого цвета шинелей и обмоток, но все-таки игра. Лабиринты траншей напоминают переходы какого-нибудь замка, в котором игрока поджидает очередное чудовище, не дающее ему перейти на новый уровень. Батальные сцены сводят ожесточение солдат к впечатляющим визуальным эффектам. А сами статисты войны напоминают манекены. Структура романов Жапризо всегда максимально усложнена. Не пытаясь найти ей адекватную экранную форму, Жене скороговоркой воспроизводит ее в фильме, но лишь нагоняет на зрителей тупую скуку. Да и лицемерие он проявил недюжинное. Один из козырей книги: девушка с детства парализована, что неимоверно усложняет ей работу частного сыщика. В фильме говорится, что бедняжка не может самостоятельно передвигаться, но она тем не менее очень бодро и кокетливо шастает по экрану, периодически забывая, на какую именно ногу ей велено припадать. Режиссерский дебют Кевина Спейси — "У моря" (Beyond the Sea, 2004 **) — честный, но неизобретательный фильм. Спейси выручает фактура. Жизнь певца, дважды лауреата "Грэмми" Бобби Дарина (1936-1973) настолько извилиста, что сначала кажется — это мистификация, шизобайопик в духе "Игр разума", где реальность перепутана с бредом. Это ощущение усиливают ни с того ни с сего перемежающие действие диковатые мюзик-холльные номера, которые фильм в мюзикл не превращают, но достоверность биографии ставят под сомнение. Но нет, Спейси аккуратно переносит на экран все повороты судьбы Дарина. В раннем детстве врачи посулили ему скорую смерть, но он жил вопреки этому приговору. Уже в зрелом возрасте, прославившись, он узнал, что сестра, опекавшая его всю жизнь, на самом деле его мать. А после убийства в 1968 году Роберта Кеннеди истовый демократ Дарин испытал такой шок, что удалился чуть ли не в лесную чащобу, где жил в трейлере и писал уже не сладкие песенки, а баллады, несколько напоминающие о Бобе Дилане. Впрочем, чтобы узнать все эти интересные подробности, достаточно прочитать статью о Дарине в любом словаре, а не тратить два часа на просмотр фильма. "Весь мир в его руках" (The World in His Arms, 1952 ****) — маленький шедевр Рауля Уолша (1887-1980). Постановщик 122 фильмов, Уолш известен прежде всего как автор "Судьбы солдата в Америке" (The Roaring Twenties, 1939). Продажа русской Аляски — фон для лихой истории соперничества двух капитанов, Бостонца (Грегори Пек) и Португальца (Энтони Куинн), вызывающей неожиданно современные ассоциации. Молодой Куинн, облаченный в разноцветные тряпки, с огромной серьгой в ухе, куражится на экране почище, чем Джонни Депп в "Пиратах Карибского моря". А стоит им вернуться из похода за морской живностью и завалиться на отдых в Сан-Франциско, как в отеле, где они сорят деньгами, начинается праздник жизни с танцами и мордобоем. Перебить за вечер в середине XIX века посуды на $15 тыс.— это надо постараться. Реакция портье на возвращение капитанов напоминает испуг чикагских обывателей на явление Данилы Багрова: "Вы бандиты? — Нет, мы русские". Уморительнее всего, что Грегори Пек сохраняет посреди этой махновщины привычное выражение лица благородного учителя из провинции. Впрочем, русские тоже играют в действии важную роль. Все представители империи — варвары и казнокрады с пыточными камерами, оборудованными прямо в парадной зале, и охраной в черкесках с газырями. Их челядь, сыгранная, очевидно, сбежавшими в 1920-х годах в США актерами, с тех пор несколько подзабывшими родной язык, периодически переходит на нечто, что они принимают за русский. Есть и счастливое исключение: графиня Мария Сельянова, возлюбленная Бостонца, которой, чтобы привлечь внимание морского волка, пришлось притвориться девицей легкого поведения.