8 апреля исполняется 50 лет со смерти Пабло Пикассо (1881–1973). На его второй родине, во Франции, парижский Музей Пикассо подготовил к этой дате экспозицию «Празднование Пикассо, коллекция расцветает!», пригласив в качестве куратора и оформителя 76-летнего британского дизайнера Пола Смита.
Выбор неочевидный, но музей таким образом хочет привлечь внимание к постоянной коллекции, куда сегодня не просто заманить зрителей. А как сделать привычное желанным и привлекательным, Пол Смит знает не понаслышке. Он построил свою модную империю на паре ярких деталей. Когда в 1990-х мужчины носили полосатые вещи, он просто сделал эти полоски цветными и сорвал куш. Музей — не мода, но Смит и не претендует на кураторские компетенции, настаивая на креативном, интуитивном прочтении, которого ему, зрителю не хватает на выставках. На него ему и выдали карт-бланш. «Я хочу предложить менее традиционную точку зрения, которая больше апеллирует к визуальному опыту. Ведь он способен удерживать внимание юной аудитории и людей, которые не так хорошо знают Пикассо,— объясняет дизайнер.— Это более спонтанный подход, инстинктивный».
Как сказал — так и сделал. Рука Пола Смита узнается с первого же зала, и искать подсмыслы не стоит, тут их нет. Вот у Пикассо голова быка из велосипедного седла и руля (1942), а напротив — стройными рядами седла и рули английского дизайнера, известного своей страстью к велоспорту. Розовый период под предводительством «Авиньонских девиц», а к нему — розовые стены. Голубой период, когда краски Пикассо сгустились (на фоне общей бедноты художника добило самоубийство друга Карлоса Касагемаса), представлен в полном меланхолии зале в тон «Голубому автопортрету» (1901). Это самый молчаливый зал с минимальным вмешательством и, пожалуй, самый удачный.
Следом ассамбляжи и коллажи, заявленные «Натюрмортом с плетеным стулом» (1912) на фоне обоев — то в цветочек, то в рубчик, которые наклеены как полоски скотча. На сцену выходит «Поль в костюме Арлекина» (1924), козырь парижского музея, а по стене расползаются желто-синие ромбы в цвет наряда, а белые пятна анонсируют выход «Поля в костюме Пьеро» (1925). Зал с «сидящими женщинами», где сплошь шедевры 1930-х во главе с портретом Доры Маар, смотрящей не то в профиль, не то анфас, заполонили цветные полоски, столь дорогие сердцу дизайнера. Рассмотреть за ними картины — задача не из простых. Следом 50-е, отмеченные переездом на юг Франции, возвращением к кубизму и Матиссу. Как напоминание — всюду цифры 50.
И тельняшка — куда же Пикассо без нее? — с фотографий Роберта Дуано и лесом полосатых маек, подвешенных под потолком. «Нет, это не мои»,— с некоторым даже сожалением обронил на вернисаже Пол Смит. В маршрут Пикассо вшили работы Гильермо Куитки, Микалена Томаса, Оби Окигбо и Шери Самбы, перекликающиеся с его шедеврами и призванные посмотреть на них из сегодняшнего дня. Но диалога не случается: мало того что собеседники не равные, так еще боевая раскраска Пола Смита вклинивается в этот натянутый разговор. «Этот музей не должен служить мавзолеем великого человека»,— уверена директор Сесиль Дебре. Действительно, на мавзолей Музей Пикассо сейчас похож меньше всего. Впрочем, как и на музей.