Видео переживает бум киноклассики. В России выходят такие фильмы, которые в Европе днем с огнем не найти даже в такой синефильской стране, как Франция. Один из них — "Шериф" (Warlock, 1958 *****) Эдварда Дмытрика (1908-1999), великого, как полагают в Киеве, украинского режиссера: его родители приехали в США из Малороссии. Понять фильмы Дмытрика в полной мере можно, только зная его биографию: такой судьбы врагу не пожелаешь. Один из самых талантливых дебютантов середины 1940-х годов, он отказался давать показания комиссии по расследованию антиамериканской деятельности сенатора Маккарти, провел десять месяцев в тюрьме, попал в черный список голливудских изгоев, бежал в Англию. Заочно приговоренный к четырем годам тюрьмы, сломался: вернулся на родину и на этот раз назвал инквизиторам 26 имен киношников-коммунистов, включая ближайших друзей. Ему позволили продолжить карьеру. Но, в отличие от другого предателя, гениального Элиа Казана, он никогда не пытался на экране оправдать свою подлость: его лучшие фильмы окрашены желчью и безнадежностью. "Шериф" — метафорический вестерн о страхе, о безразличии обывателей к террору, об относительности добра. С бандой, держащей в страхе городок Уорлок, борются, отталкивая друг друга локтями, аж три поборника справедливости, но уж больно причудливые. Клей (Генри Фонда), нанятый обывателями легендарный стрелок, о мастерском владении которого позолоченными кольтами, увы, никто не может рассказать: свидетелей не осталось. Холодный и самодовольный пижон, отчасти, кажется, сутенер, возможно, не брезгующий выстрелами в спину. Его помощник Том (Энтони Куинн) — еще более странное существо. Постоянно твердит, что он "калека": в чем увечье — непонятно, оттого его ущербность кажется почти нечеловеческого свойства. А его собачья преданность Клею наводит на мысль о латентной гомосексуальности. Том убивает, не задумываясь, сваливая свою вину на бандитов: Клей покрывает его. Наконец, Джонни (Ричард Уидмарк) — единственный, кто имеет официальный статус помощника шерифа. Раскаявшийся бандит с мазохистскими наклонностями и остановившимся, стеклянным взглядом, который ненавидит Тома и Клея больше, чем вчерашних подельников. Финальной ритуальной дуэли добра со злом, торжественного шествия по опустевшей улице навстречу друг другу толпы бандитов и одиноких, но обреченных на победу блюстителей закона, не будет. Дай бог блюстителям не перестрелять друг друга до того, как банда Эль-Пабло нагрянет в Уорлок. Впрочем, нагрянет она уже за кадром: золотые кольты Клея летят в пыль, как в экзистенциальных вестернах 1950-х годов летели под ноги обывателям звезды шерифов, разочаровавшихся в своей миссии. Конечно, это фильм ни о каком не Диком Западе, а об Америке 1950-х годов, но Дмытрик виртуозно придал своему отвращению к действительности жанровую форму. "Королева Кристина" (Queen Christina, 1933 ****) Рубена Мамуляна, возможно, лучший фильм Греты Гарбо. Жизнь шведской королевы, воспитанной как мальчишка, вступившей на престол в 1632 году в возрасте шести лет и завершившей сорокалетнюю войну, естественно, подогнана под голливудские стереотипы и под миф Гарбо, вечной страдалицы, женщины роковой прежде всего для себя самой. Но любовная линия бледнеет по сравнению с ее великолепным перформансом в первой половине фильма. Гарбо дала достойный ответ на скандальное появление Марлен Дитрих в мужском костюме в "Марокко" (1931) Джозефа фон Штернберга, считающееся манифестом бисексуальности. Никем не узнаваемая, переодетая в мужское платье Кристина бродит по Швеции. Но не для того, чтобы, как Гарун аль-Рашид, узнать правду о нуждах и чаяниях своих подданных. Она веселится в придорожных кабаках с сомнительными собутыльниками. Искренне забавляется пьяными драками, которые, когда они выходят за грань разумного, останавливает пальбой в потолок. Охотно поддерживает спор мужиков на тему, сколько любовников сменила королева за год: шесть, девять или двенадцать. Ее вовсе не смущает перспектива разделить комнату в трактире и ложе с испанским послом, направляющимся в Стокгольм просить для своего суверена руки и сердца Кристины. Она окинет уверенным взглядом кавалера, понимающего толк в женщинах, служанку, намекающую благородным господам, что она всегда к их услугам. И столь же естественно откроет свою женскую природу послу, которому безоглядно отдастся тут же, в трактире. Задернутый полог ложа, за которым нежатся любовники, откровеннее всего, что мог, точнее, не мог позволить себе Голливуд в годы сурового цензурного "Кодекса Хейса". В этом знаменитом эпизоде нет пряной порочности Марлен — так, веселая игра в переодевание, "Гусарская баллада". Но в памяти остается именно он, а не то, что будет потом: обреченная любовь, вмешательство в нее государственных интересов и придворных интриг, расставание, гибель любовника, добровольное изгнание Кристины, замершей на носу корабля, как окаменевшая от горя нимфа.