выставка официоз
Российская академия художеств торжественно отметила 200-летие со дня рождения барона Петра Карловича Клодта фон Юргенсбурга. В Петербург по такому случаю прибыл сам президент РАХ Зураб Константинович Церетели. Академики возложили венок на могилу скульптора, а в Институте имени Репина (исторической Академии художеств) открыли выставку из пяти скульптурных моделей и устроили научно-заупокойную конференцию. АННА Ъ-ТОЛСТОВА тонула во всеобщем ликовании.
"Изучение творческого наследия семьи Клодтов (у Петра Карловича было два десятка артистических родственников, в том числе и действительно выдающийся финский художник Ээро Ярнефельт.— Ъ) должно стать целой отраслью нашего искусствознания",— скандирует один весьма уважаемый академик. "Это яркий пример того, как генеалогическое древо становится древом искусства",— подхватывает другой. Господин Церетели благостно кивает.
Вообще, в Академии художеств как-то больше любят отмечать юбилеи живых или хотя бы недавно почивших художников. Про классиков вспоминают реже. Вот, например, в 2004-м стукнуло 250 Ивану Мартосу, автору памятника Минину и Пожарскому на Красной площади. И никаких чествований. Годом раньше столько же исполнилось Михаилу Козловскому, главному мастеру русского классицизма, автору памятника Суворову у Марсова поля. И полное молчание. Петр Клодт, бесспорно, превосходный и, в сущности, первый русский анималист. Но все-таки, чем же он ближе современной академии, чем по-настоящему великие классицисты?
Лошадник Клодт, безусловно, народный художник: про него рассказывают анекдоты, туристы вечно снимаются на Аничковом мосту у Клодтовых коней, а юных петербуржцев за уши не оттащишь от "дедушки Крылова" с басенными мишками и мартышками в Летнем саду. Тогда как казацкий сын Мартос или солдатский сын Козловский со всеми своими возвышенно-печальными надгробиями, меланхолическими гениями и надменными богами страшно далеки от народа. Там не до шуточек — туристы чего-то не рвутся позировать на фоне грозного Суворова. О том, что барон искренне выразил простой, неаристократический вкус, догадывались еще прежние, XIX века, академики. По образному выражению одного из них, "лошадь, олицетворение простой природы, благодаря искусству художника сама толклась в двери академии и требовала признания".
Настойчивое животное попало в фавор и к государю Николаю Павловичу, в изящных искусствах мало сведущему. Копии "Укротителей коней" с Аничкова моста по межправительственной программе обмена подарками отправили в Берлин и Неаполь. Клодтовский табун наводнил Петербург: Служебный дом Мраморного дворца украсился семидесятиметровым фризом "Лошадь на службе у человека", и даже конный памятник Николаю I знаменит не столько седоком, сколько тем, что вздыбленный конь там стоит на двух ногах, без всяких дополнительных опор. Лошадиная настала эпоха: любимый живописец государя — "лошадиный" Крюгер, любимый скульптор — "лошадиный" Клодт.
Думается, поручик Клодт был воинственному императору и лично приятен: дисциплина военная, сговорчивый, без фанаберии. А еще очень трудолюбивый: к каждой работе — бездна эскизов, когда умер литейщик Екимов, которому предстояло отливать коней для Аничкова моста, барон сам освоил низкое ремесло, а впоследствии даже возглавил академический литейный двор. Правда, выступавший на конференции отпрыск славной династии Евгений Клодт как-то по-своему интерпретировал это хорошее человеческое качество. С его слов, когда скульптор Степан Пименов, делавший коней для колесницы Славы Нарвских триумфальных ворот, впал в немилость и был отстранен от работы Николаем I, замены ему не находилось: академики Гальберг и Орловский из солидарности отказывались, и тогда согласился молодой Клодт, потому что работать очень хотел. Словом, увлеченный был человек.
Ну а теперь скажите, кто из современных художников России столь же увлеченный человек, столь же любим и властью, и народом, столь же трудолюбив, чьи памятники академия пытается дарить благодарному человечеству по всему миру? Кому, как и Клодту когда-то, доверили украсить скульптурой главный стратегический объект — храм Христа Спасителя? Если все еще не догадались — посетите Манежную площадь столицы. Полюбуйтесь тамошними басенными зверюшками работы Зураба Церетели: кажется, будто фауну с памятника Крылову надули, как мыльные пузыри. Так что клодтовские торжества можно понимать как оммаж: дорогому учителю — от далекого ученика.