Гостем "Арх-Москвы" был один из самых знаменитых сегодня архитекторов — Даниэль Либескинд, приглашенный журналом AD победитель конкурса на реконструкцию небоскребов WTC в Нью-Йорке. С ним встретился обозреватель Ъ ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
— Вы, наверное, последний из великих современных западных архитекторов, кто приехал в Москву первый раз. Вы собираетесь здесь что-то делать?
— Мне не поступало никаких предложений.— Скажите, а среди западных звезд Москва вообще рассматривается как площадка для развития современной архитектуры?
— У Москвы репутация города, в котором что-то происходит. Правда, никто не знает, что именно.
— Хотелось бы понять ситуацию со Всемирным торговым центром WTC. Вы выиграли конкурс, а потом оказалось, что проводятся другие конкурсы — на каждое из зданий, и уже не понятно, что, собственно, делаете вы.
— Я выиграл конкурс на общее архитектурное решение. Это очень большой комплекс, состоящий из целого ряда зданий. Их просто не может сделать один человек. Моя тема — общая структура, общее понимание этого места.
— То есть никаких ваших произведений в итоге на площади, которая называется Ground Zero, просто не будет?
— Сама площадь и будет моим произведением. Понимаете, это как оркестр. Странно будет, если дирижер в какой-то момент скажет: теперь, ребята, играйте сами, а у меня своя партия на скрипке, я теперь ее буду играть. Поэтому я и не взял себе никакого конкретного здания.
— Позволю себе не согласиться. В оркестре дирижер, вероятно, может позволить каждому из оркестрантов некую интерпретацию нот, но в рамках общего замысла. Но здесь даже не интерпретация, а импровизация. Каждый импровизирует на своем месте. Вы, скажем, один из основателей деконструкции, но люди, которые играют с вами, они даже не принадлежат к тому же направлению. Я не представляю себе, как будет звучать в этом случае оркестр.
— Я пока тоже. Но все когда-нибудь делаешь в первый раз. Что же касается деконструкции, то ведь это условное определение, просто связанное с той выставкой в Нью-Йорке в 1986 году, когда мы выставились вместе с Питером Айзенманном, Захой Хадид и другими. И вы могли заметить, что эти архитекторы не слишком похожи друг на друга.
— Скажите, а с философской деконструкцией вы не чувствуете никаких связей?
— Я был знаком с Жаком Деррида, прекрасный мыслитель. Но я не интеллектуал, я архитектор. Что между нами общего?
— А, скажите, вы все понимаете, что он пишет? Я иногда не понимаю его. Но некоторые его идеи, мне кажется, пересекаются с вашей архитектурой.
— Прекрасный мыслитель. Больше тут нечего добавить.— Современная архитектура достаточно разнообразна, но есть одна общая черта: она всегда позитивна. Она связана с идеей прогресса, поэтому просто не может выразить какое-то трагическое содержание. Вы исключение, ваша архитектура глубоко трагична, и проект, с которым вы выиграли конкурс, был прежде всего мемориалом катастрофе. Я не думаю, что кто-либо из американских коммерческих бюро, которые теперь будут строить небоскребы на Ground Zero, смогут выразить это содержание.
— Я не считаю, что у меня специально трагическая архитектура. Архитектура — это прежде всего для меня способ коммуницирования, своего рода язык, а языком можно высказывать очень разные смыслы. У меня действительно есть трагические монументы, как Музей холокоста в Берлине, но есть и вполне позитивные здания. И, скажем, проект штаб-квартиры фирмы Hyundai c большим колесом на фасаде вполне можно понять как позитивное отношение к прогрессу.
— Скажите, а вот это колесо на фасаде, вы, когда его рисовали, имели в виду знаменитый гараж Константина Мельникова с таким же колесом?
— Мне никогда не приходило в голову это сходство. Но, пожалуй, что-то общее здесь есть. Сознательно я ничего такого не имел в виду, но вообще-то я когда-то подробно смотрел проекты Мельникова, может быть, что-то и отложилось. Хотя, должен заметить, колесо — распространенная форма, возможно, я видел его где-то в другом месте. Архитектура так устроена, что любые цитаты в ней довольно расплывчаты. И вообще цитаты — вещь довольно расплывчатая.
— Ваша архитектура — очень не похожая на привычную, она выглядит как авангардная инсталляция. Я думаю, она должна шокировать заказчиков. А в разговоре вы как-то ускользаете от ясных определений. Скажите, а как вам удается их убедить, что нужно построить именно это?
— Вы знаете, люди сегодня как-то сами стремятся выйти из привычных рамок, из жесткого ящика традиций. Они готовы к новому. Тут не нужны слова и определения.
— И что, выходя из рамок, они сразу идут к вам? Без слов?— Вероятно, да.