гастроли балет
В рамках Итальянского сезона в России на сцене МХАТа имени Горького выступила лучшая современная труппа Италии — Aterballetto. Авангард с человеческим лицом ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА посмотрела не без удовольствия.
Труппа, название которой сложилось из аббревиатуры "Ассоциация театров Эмилио-Романии и балет", была создана четверть века назад как прогрессивно-классическая — ее репертуар был ориентирован на американских корифеев ХХ века. Лет восемь назад Aterballetto возглавил ее бывший танцовщик Мауро Бигонзетти — и компания избавилась от вторичности, составив афишу из спектаклей руководителя. Полтора года назад Aterballetto уже побывал в Москве. В представленном тогда полнометражном "Сне в летнюю ночь" танцы были намного интереснее самой постановки. На эти гастроли Aterballetto привез три бессюжетных балета, позволивших критикам расслабиться: избавленный от сюжета, хореограф вдохновенно воспел человеческое тело.
В телах он знает толк: своих пластичных танцовщиков с обязательной классической базой Мауро Бигонзетти отбирает по всему миру. А на сцене непременно раздевает — не догола (все-таки итальянец-католик), но так, чтобы пастельного цвета лифчики и плавки не мешали зрителю рассмотреть богатую игру смачно вылепленных торсов. Искусный свет подчеркивает перекаты мышц, изощренные ракурсы поз напоминают о штудиях художников Возрождения, да и сама хореография Бигонзетти столь явно отсылает к работам итальянских титанов, что эротическая подоплека движений тушуется перед их почти хрестоматийной живописностью. Ублажая глаз зрителя телесной красотой танца, Мауро Бигонзетти не забывает и о слухе: никаких жестких минималистов или конкретных шумов — сплошь благозвучие классики.
В спектакле "Посвящение Баху", созданном к 250-летию композитора (естественно, на его же музыку), речь идет не более и не менее как о мироздании. Причем в очень доступной форме. На заднике туманится гигантский шар, сцену заполняют огоньки-звезды — в сложенных сферой руках танцовщиков они составляют эффектные созвездия. Жизнь зарождается вместе с дыханием: соло танцовщика сконцентрировано на пульсирующей грудной клетке — контраст теней и света укрупняет простое расширение ребер до космического масштаба. Рождение человечества отмечено двумя позами, доминирующими в массовом танце,— развернутой в виде "цыпленка табака" (символизирует зачатие) и свернутой как "зародыш" (что означает начало жизни). В балете просматриваются и беззаботность Эдема (резвое женское трио), и нетяжкое грехопадение (вполне невинный — "познавательный" — дуэт), и дальнейшее круговращение мира: перекатами дам через плечо партнеров балет и заканчивается.
"Песни" на музыку Генри Перселла — довольно нетипичное трио: женщина в нем вполне самодостаточна и индифферентна к мужчинам, да и у синхронно танцующих мужчин отношения скорее сообщников, чем конкурентов. Женщину они проводят через каскад чрезвычайно экспрессивных поз — во всех она рвется куда-то прочь из рук кавалеров. Оставшись, наконец, без дамы, партнеры с облегчением взмывают в распахнутых jete; а женщина, избавившись от томного насилия кавалеров, облегченно растягивается ничком на полу. Программка намекает, что в этом трио скрыты "истоки бытия". В физиологическом смысле — едва ли. Сам хореограф конкретизировал ситуацию, сделав вариант "Песен" для трех мужчин. Но, вероятно, эту версию для России сочли шокирующей.
В "Картах Россини" (поставленных на шлягеры композитора) барочная избыточность и жадность жизни обозначены режиссерской метафорой: выстроившись на авансцене, артисты с опасливым любопытством заглядывают в черный провал зала, пока самый решительный из них, раздевшись до трусов, не сиганет к зрителям и не умчится сквозь ряды. В финале, испытав и чревоугодие, и соитие, и однополую любовь, вся труппа радостно перескочит грань между сценической жизнью и черным небытием зала и убежит в раскрытые двери. А в памяти зрителей останется гигантский стол, за которым люди-марионетки пытаются удовлетворить свои кукольные потребности, и роскошный партерный дуэт о богатстве истинной страсти. Ему благоговейно внимали неутомимые московские старушки-балетоманки, заполнившие зал горьковского МХАТа. И то сказать — у Мауро Бигонзетти современный балет столь же прекрасен и безобиден, как самая правоверная классика.